ЕМЕЛИН Алексей Юрьевич

Между войнами

Преемником Владимира Александровича на должности главнокомандующего войсками гвардии и округа стал великий князь Николай Николаевич Младший. По общему мнению, он был во многом похож на отца – строгий, пользовавшийся у подчиненных авторитетом начальник, хороший знаток и ценитель кавалерии, но, в то же время, не обладающий необходимыми для полководца качествами - твердостью и последовательностью, не говоря уж о таланте. Неоднократно цитированный выше А.А.Мосолов считал, что в характере великого князя преобладал унаследованный от матери «атавизм» семьи Ольденбургских: «Они все были очень способны, но крайне неуравновешенны, вспыльчивы и без достаточных задерживающих центров» . Внешнюю сторону подчеркивал великий князь Гавриил Константинович: «Николай Николаевич был красив и эффектен верхом. Лихо ездил, хотя лошадей и не любил. Его высокая фигура на лошади производила большое впечатление. Когда он подъезжал к полку, окруженный большой свитой, солдаты подтягивались, боясь его. За ним ездил казак с его Георгиевским значком Главнокомандующего (гвардии и Петербургского военного округа. – А.Е.). Во время Великой войны, когда Николай Николаевич был Верховным Главнокомандующим, он стал очень популярен во всей России, и солдаты ему верили и полюбили его. К сожалению, он не сумел использовать своей популярности в начале революции, в 1917 году, <…>. Он совсем не был сильным, волевым человеком, только внешне казался таковым» . А вот взгляд на «грозу гвардии» молодого офицера-кирасира князя В.С.Трубецкого: «Великий князь выглядел на коне весьма эффектно. Несмотря на то, что он обладал огромнейшим ростом и чрезмерно длинными ногами, у него была та идеальная, несколько кокетливая “николаевская” посадка кавалериста старой школы, посадка, которая так красила всадника, сливая его с конем в одно нераздельное и гармоничное целое. Одет был Николай Николаевич в китель защитного цвета с золотым генерал-адъютантским аксельбантом и простой походной ременной амуницией. На голове у него была по-кавалерийски заломленная мятая защитного цвета фуражка, на длинных ногах рейтузы с яркими красными лампасами. В то время он был уже в годах, однако все еще выглядел моложаво. Его лицо, заканчивающееся книзу небольшой бородкой, было загорелое и неправильное. Оно не было красивым, но надолго врезалось в память, потому что оно не было обыкновенным военным лицом прошлого генерала. Это было совсем особенное лицо очень большого начальника-вождя – властное, строгое, открытое, решительное и вместе с тем гордое лицо. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движения – уверенные и непринужденные, голос резкий, громкий, немного гортанный, привыкший приказывать и выкрикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с ног до головы, до мозга костей. И все-таки второго такого в гвардии не было. Не смотря на то, что многие офицеры старались копировать его манеры, - он был неподражаем. Престиж его в то время был огромен. Все трепетали перед ним, а угодить ему на учениях было нелегко» .
Очень хорошее впечатление великий князь производил на иностранных гостей. Французский посол М.Палеолог вспоминал о первых днях мировой войны, когда командующий войсками округа возглавил всю русскую армию: «Его решительные и произносимые с удареньем слова, блеск его глаз, его нервные движения, его строгий сжатый рот, его гигантский рост олицетворяли в нем величавую и увлекательную смелость, которая была главным качеством великих русских полководцев, Суворова и Скобелева. В Николае Николаевиче есть что-то грандиозное, что-то вспыльчивое, деспотическое, непримиримое, которое наследственно связывает его с московскими воеводами XV и XVI веков. И разве не общее у него с ними простодушное благочестие, суеверное легкомыслие, горячая и сильная жажда жизни. <…> я имею право утверждать, что великий князь Николай Николаевич чрезвычайно благородный человек и что высшее командование русскими армиями не могло быть поручено ни более верным, ни более сильным рукам» .

В десятилетний период накануне Первой мировой войны в структуре управления Петербургского военного округа существенных изменений не произошло. Наибольшее значение имела, бесспорно, организация и упорядочивание деятельности разведки и контрразведки.
Многим из тех, кто вдумчиво изучал историю русско-турецкой и русско-японских войн, было ясно, что одной из причин трудностей, испытанных армией в начальный период, являлось отсутствие точных данных о силах и планах противника. В обоих случаях можно отметить роковую недооценку его мощи и мобилизационных возможностей. Конечно, к началу XX в. во всех сопредельных развитых в военном отношении странах мы имели военных и морских агентов (атташе), но их деятельность преимущественно сосредотачивалась на получении информации открытого доступа. В штабах приграничных округов сведения о вооруженных силах соседних государств и особенностях их территории собирали отчетные отделения, не имевшие, однако, для этого почти никаких возможностей, а потому ограничивавшиеся обычно печатными материалами и отчетами офицеров о зарубежных командировках. В связи с этим в 1906 г. руководство Генерального штаба пришло к заключению о необходимости организации разведывательных структур. Основой их решено было сделать разведывательные отделения при управлениях генерал-квартирмейстеров окружных штабов, которые и предполагалось сформировать. В июне того же года начальник Генштаба генерал-лейтенант Федор Федорович Палицын (1851-1923), кстати, некоторое время служивший помощником начальника штаба Петербургского военного округа, сообщил начальникам штабов округов, что «для правильной постановки организации негласной разведки сопредельных с нами государств <…> в виде временной меры, впредь до переработки совместно с начальниками окружных штабов штатов этих штабов по службе Генерального штаба образовать из наличного состава офицеров Генерального штаба <…> особое “Разведывательное отделение”, независимое от отчетного. <…> Деятельность разведывательного отделения должна заключаться в сборе и обработке сведений о вероятном противнике, а также и в выборе и подготовке лиц, не принадлежащих к составу армии, которые могли бы во время военных действий быть разведчиками как на неприятельской территории, так и в наших пределах» .
Тогда же было проведено разделение сфер деятельности. Штаб Петербургского военного округа получил указание вести разведку в Швеции, Норвегии, Дании, Великобритании, а также входящей в состав округа, но достаточно независимой Финляндии. Впоследствии в эту схему вносились неоднократные изменения. С 1908 г. за нашим округом осталась лишь Швеция. В 1912 г. было утверждено новое разграничение зон разведдеятельности: «Штабу Петербургского военного округа – районы I, XX, XVII, и II германских корпусов, обращая особое внимание на данные, имеющие значение и влияющие на успех:
1) Развертывание германских войск на Восточном фронте от Полангена до Лыка, и
2) Подготовка немцев к десанту и посадка на суда в портах Балтийского побережья, лежащих в пределах районов, упомянутых выше корпусов» .
Организация новых отделений в штабах округов затянулась. Как установил по архивным документам историк М.Алексеев, лишь в марте 1907 г. в штабе Петербургского округа разведывательное отделение было выделено из состава отчетного. В связи с нехваткой офицеров, в период до февраля 1909 г. всю работу вели единственный офицер – подполковник Генерального штаба Свечин и состоявший при нем вольнонаемный переводчик. Деятельность их, судя по всему, опять-таки сводилась преимущественно к сбору и систематизации открытой информации, так как до конца 1909 г. разведывательной агентуры в Швеции не существовало. К 1912 г. она состояла из четырех агентов-резидентов. Генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба генерал-майор Ю.Н.Данилов, докладывал своему непосредственному начальству: «Результаты документальной разведки штаба округа в Швеции надо признать благоприятными, ибо штабом округа добыты некоторые секретные сведения, представляющие серьезный интерес. <…> В общем работа штаба округа в области разведки, по-видимому, налаживается, хотя и медленно, ввиду встречаемых им трудностей в деле подыскания агентов среди одноплеменного и патриотического населения Швеции» .
Деятельность разведывательных отделений регламентировалась «Основными положениями для организации и ведения разведки штабами пограничных округов», утвержденными 7 ноября 1912 г. В них, в частности, говорилось: «Сбор сведений, характеризующих общее состояние военной мощи сопредельного государства и касающихся всех вообще вооруженных сил и всей его территории является главным образом обязанностью Главного управления Генерального штаба; штабы же округов ведут разведку преимущественно в пограничных районах соседних государств в пределах, установленных Главным управлением Генерального штаба» .
Одним из источников получения информации являлись специально организованные поездки офицеров за границу. В Петербургском округе имелась специальная «Инструкция офицерам Генерального штаба, командируемым за границу для производства негласных, тайных разведок и рекогносцировок», подписанная 13 июня 1911 г. окружным генерал-квартирмейстером. В 1912 г. Швецию посетили шесть офицеров (в т.ч. один генерал), уделявших особое внимание изучению военных сообщений.
Как известно, разведка всегда идет рука об руку с контрразведкой. Первоначально борьбой со шпионажем занимался Департамент полиции. В 1903 г. те же обязанности были возложены на созданное Разведочное отделение Главного штаб, однако с начала 1905 г. полиция практически парализовала деятельность военных. Так продолжалось до середины следующего года, когда соответствующие функции были с полиции сняты. В 1909-1910 гг. проблемы организации контрразведки рассмотрела междуведомственная комиссия, по итогам которой 8 июня 1911 г. военный министр утвердил «Положение о контрразведывательных отделениях» и инструкцию для их начальников. Соответствующие отделения были сформированы достаточно быстро. По оценке М.Алексеева «Петербургское окружное контрразведывательное отделение имело обширную агентуру как на территории России, так и за ее пределами, и наряду с контрразведывательными задачами решало разведывательные, добывая важные разведывательные сведения» .
Из других преобразований стоит отметить передачу обязанностей окружного инспектора госпиталей от начальника штаба округа окружному военно-санитарному инспектору с подчинением последнему всех военных госпиталей, находящихся в округе. Приказом по военному ведомству № 84 от 16 августа 1911 г. госпитальное отделение было передано из ведения штаба в Окружное военно-санитарное управление. Отныне последнее состояло из двух отделений – военно-санитарного и госпитального, в каждом по три чиновника. Всего в управлении по штату состояло 9 чиновников и 9 нижних чинов.
Определенное значение имело и введение в состав Военно-окружного совета двух представителей войск – командиров I и XVIII армейских корпусов.
Практически во всех частях русской армии имелись офицерские собрания, с марта 1908 г. существовало оно и в штабе округа. Действительными членами его в обязательном порядке состояли все генералы и офицеры, занимавшие штатные должности, временными могли быть все ранее служившие в штабе, а также прикомандированные к нему. Собрание находилось в ведении начальника штаба, он же утверждал все решения, становившиеся после этого обязательными для всех членов. Все получавшие новое назначение лица, прослужившие в штабе не менее трех лет, а также начальники штаба не зависимо от срока нахождения в должности, получали от собрания нумерованный товарищеский жетон .
В 1912 г. был отмечен столетний юбилей штаба округа, отсчитывавшего свою историю от образованного 3 апреля 1812 г. штаба гвардейского корпуса. Накануне праздника временно командовавший округом генерал от инфантерии М.А.Газенкампф все чины штаба, а также многие из служивших в нем ранее, присутствовали в Петропавловском придворном соборе на панихиде по усопшим императорам Александру I, Николаю I, Александру II и Александру III, командовавшему корпусом во время Отечественной войны цесаревичу Константину Павловичу, а также возглавлявшим округ великим князьям Николаю Николаевичу Старшему и Владимиру Александровичу. На гробницу создателя корпуса был возложен венок из живых цветов, украшенный лентами с надписью: «Александру I, штаб войск гвардии и Петербургского военного округа, 1812-1912». 3 апреля те же лица находились на благодарственном молебствии, прошедшем в 11 ч утра в зале штаба.
Император Николай II, находившийся с семьей в Ливадии, особым рескриптом выразил штабу свое благоволение и повелел всем состоящим на должностях генералам, офицерам, классным и нижним чинам штаба иметь на эполетах и погонах накладное металлическое изображение имен императоров Александра I и Николая II с короной.
Большое внимание в этот период уделялось боевой подготовке войск. Своеобразным «двигателем» здесь являлся великий князь Николай Николаевич. Новый главнокомандующий придавал первостепенное значение усвоению опыта минувшей войны. Он добился перевода в подчиненные ему части многих офицеров, отличившихся в боях с японцами, например, генерал-майоров П.А.Лечицкого (в 1906-1908 гг. командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией) и Л.В.Леша (в 1906-1907 гг. командовал бригадой в 23-й пехотной дивизии, в 1907-1908 гг. – 2-й Финляндской стрелковой бригадой, в 1908-1910 гг. – гвардейской стрелковой бригадой, в 1910-1912 гг. – 2-й гвардейской пехотной дивизией). Не раз такие офицеры становились командирами гвардейских полков.
Стремился новый командующий повысить эффективность красносельских сборов и маневров, являвшихся стержнем подготовки войск округа. В известной монографии «Подготовка России к империалистической войне» (М., 1926) генерал-лейтенант Андрей Медардович Зайончковский (1862-1926), бывший перед войной начальником 37-й пехотной дивизии, оценивал их значение достаточно высоко: «Тон всего обучения русской армии давал, как это ни странно на первый взгляд, Петербургский военный округ, и в частности, Красносельский лагерный сбор. <…> На лагерных занятиях этого округа весьма часто присутствовали и военный министр, и начальник Генерального штаба. Сюда же каждое лето приводились армейские части и из других округов, наконец, гвардейские штаб-офицеры получали большую часть армейских полков, а высшие школы, подготовлявшие штаб-офицеров, очень близко соприкасались с Красносельским сбором. Влияние его на обучение русской армии бесспорно. Что же дал армии Красносельский лагерный сбор? Относясь с полной беспристрастностью, должен сказать, что он дал очень много.
Практика японской войны была во многом учтена, за пехотным, пулеметным и артиллерийским огнем было признано громаднейшее значение, доходившее до чрезмерности (полковой командир, полк которого на смотру стрельбы не выбил оценки “отлично”, должен был подать в отставку), что невольно приводило и к некоторым нежелательным ухищрениям мирного времени. Наступление пехоты допускалось только после действительной подготовки ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. На связь между пехотой и артиллерией обращалось особое внимание, но не настаивалось на том, чтобы артиллерия выбирала в разгар боя позиции ближе к пехоте.
Боевые порядки сильно расширялись, наступление цепями было заменено накапливанием с зачатками группового боя и с отличным применением к местности. На индивидуальное развитие стрелка и на развитие самостоятельности младших начальников обращалось особое внимание. Все учения и маневры носили исключительно встречный характер, причем настраивались на воспитание войск в духе решительных активных действий» .
Необходимо добавить, что наступательный характер боя предусматривался утвержденным в 1912 г. Уставом полевой службы, в котором утверждалось: «самым действительным средством для поражения неприятеля служит нападение на него» .
В то же время имелись и недостатки. Чем большее время проходило после возвращения войск с кровью окрашенных маньчжурских полей, чем большее внимание уменьшению потерь в наступлении уделялось в уставе, тем меньше предосторожностей применялось на учениях при атаках. Большое значение имело и отвлечение войск для усиленной строевой подготовки, без которой император и его окружение гвардию себе не мыслили. Важные упущения отметил и А.М.Зайончковский: «Занятия носили характер действий мелких отрядов, без ясного представления о взаимодействии масс. Кавалерия воспитывалась преимущественно на действиях в конном строю (хотя на обучение стрельбе и в ней было обращено большое внимание) и сомкнутыми атаками, на подготовку ее к стратегической работе и к комбинированному бою внимания обращено не было. Воспитывая активность, мало обращали внимания на инженерную подготовку и вообще на технику. На подготовку высшего командного состава внимания было обращено мало, а маневренной практики в управлении дивизиями и корпусами в составе армии совершенно не было …» .
Упоминавшимся выше сомкнутым атакам кавалерии действительно уделялось большое внимание. Кирасир князь В.С.Трубецкой отмечал, что ни одно учение не обходилось без таких упражнений, ими же традиционно оканчивались все бригадные, дивизионные, даже корпусные маневры. «Главной причиной этого курьеза, как мне кажется, был все же великий князь Николай Николаевич – кавалерист старой школы и большой приверженец конницы вообще, да к тому же и человек сам по себе очень темпераментный, и, что называется, “лихой”, а потому и требовавший от нас лихости во что бы то ни стало! И надо отдать справедливость: атаковать сомкнуто и разомкнуто большими кавалерийскими соединениями русская кавалерия умела так же замечательно, как и отдельным взводом. Не даром в мировую войну ни германская, ни австрийская кавалерия, даже в самых мелких соединениях, как правило, не принимала наших конных атак, всегда уклоняясь от них <…>» . Конечно, на полях мировой войны эти навыки оказались лишними, не даром накануне революции во всех полках регулярной кавалерии по два эскадрона из шести имевшихся было решено обратить в пехоту. Действительно, бои конницы с конницей можно было перечесть по пальцам. Не намного больше насчитывалось и атак на пехоту (при этом значительная их часть приходилась на знаменитую Кавказскую туземную («Дикую») конную дивизию). Потери при этом были значительны. Определенную известность получила, например, атака 2-го эскадрона лейб-гвардии Конного полка под командованием не знаменитого еще ротмистра барона П.Н.Врангеля находившейся на огневой позиции германской батареи 6 августа 1914 года*. В результате два орудия удалось взять, остальные были едва спасены противником, но почти половина эскадрона выбыла из строя.
Не менее точно А.М.Зайончковский подметил и недостаточную компетентность высшего командного состава, ярко проявившуюся в годы мировой войны. Добавим к этому и нежелание учиться, а также в той или иной форме экзаменоваться на наличие или отсутствие полководческого мастерства. Не являлся исключением и главнокомандующий войсками Петербургского округа. Известно, что в 1911 г. военный министр В.А.Сухомлинов организовал в Зимнем дворце военную игру с участием командующих войсками округов, предполагаемых к назначению командующими армиями в случае начала войны. В подготовке и составлении директив принял участие Николай II, предполагавший стать верховным главнокомандующим. Игра, однако, не состоялась, – всего за час до ее начала Николай Николаевич сумел добиться у императора ее отмены. Оскорбленный вмешательством великого князя Сухомлинов подал в отставку, которая, однако, не была принята . Подобная игра прошла лишь в начале 1914 г. и показала недостаток стратегического глазомера участников.
Возвращаясь к теме красносельских лагерей, следует отметить, что их роль не ограничивалась только боевой подготовкой войск. В них, например, проходили испытания новые образцы обмундирования и снаряжения всех родов войск, рассматривавшиеся комиссией при Главном интендантском управлении. С другой стороны именно в Красном Селе обычно проходили летние практические занятия воспитанников военных училищ, там же, согласно традиции, 6 августа каждого года император поздравлял их с производством в офицеры.

Последнюю накануне мировой войны проверку боевой подготовки войска округа прошли на летних маневрах 1913 г. К участию в них привлекались гвардия и части дислоцировавшегося в Финляндии XXII армейского корпуса.
По сценарию более сильный Красный корпус наступал из Эстляндии на Петербург при поддержке 2-й гвардейской пехотной дивизии, высаженной у Красной Горки неприятельским флотом. Обороняющиеся сосредоточили силы у юго-западных подступов к столице. Основные бои развернулись в треугольнике Гатчина—Павловск—Красное Село, то есть вновь на хорошо известной войскам территории.
Обращали на себя внимание атаки пехоты, проводившиеся нередко густыми цепями по открытой местности, без попыток принять какие-либо меры для снижения потерь.
Касаясь в отчете о маневрах действий артиллеристов, окружной генерал-квартирмейстер генерал-майор Иван Георгиевич Эрдели (1870-1939)* с удивлением констатировал: «Насколько в прошлые года в артиллерии замечалось чрезмерное увлечение закрытыми позициями, настолько в этом маневре наблюдалось обратное; часто артиллерия без достаточных оснований располагалась на открытых позициях и производила выезд на такие позиции без необходимых предосторожностей. Это стремление видимо объясняется тем, что открытые позиции облегчают технику огня» . Не на высоте было и взаимодействие артиллерии с пехотой.
Наиболее неблагополучное положение было в области связи, причем дело заключалось не столько в технических несовершенствах, сколько в неумении правильно ее наладить. Далеко не во всех штабах имелись ответственные за связь лица.
К маневрам была привлечена и новая, только еще зарождающаяся сила – авиация. Каждый из «противников» имел по шесть самолетов и по одному воздушному шару (шары использовались еще на маневрах 1890 г.), кроме того привлекались аппараты императорского аэроклуба. Результаты воздушных разведок заслужили высокой оценки командования.
Для подвоза войскам продовольствия активно использовались только что появившиеся грузовые автомобили.
Хорошую выучку продемонстрировал 7-й понтонный батальон, устроивший переправу через Неву всего за 45 минут.
В целом маневры показали хорошую подготовку солдат и стремление офицеров возможно быстрее выполнить поставленные задачи. Оставалось надеяться, что во время настоящей войны последние будут больше обращать внимание на сбережение своих подчиненных.
Говоря о войсках округа, нельзя не сказать несколько слов о вооружении, с которым части готовились к войне. Как и в русско-японскую войну, пехота имела трехлинейные (7,62 мм) винтовки С.И.Мосина обр. 1891 г., хорошие качества которых были еще более улучшены принятием в 1908 г. нового патрона с остроконечной пулей. В каждом пехотном полку имелась пулеметная команда с восьмью станковыми пулеметами системы «Максим». Хорошими качествами обладали и артиллерийские системы: скорострельные пушки калибра 76,2 мм (обр. 1902 г.) и 107 мм (обр. 1910 г.), полевые гаубицы 122 мм (обр. 1909 г.) и 152 мм (обр. 1910 г.). К сожалению, по насыщенности войск артиллерией Россия заметно уступала Германии. Недопустимо малым было количество тяжелых орудий – из имевшихся в 1914 г. на вооружении 7903 пушек только 791 имела калибр более 76,2 мм. В связи с тем, что в России (как, впрочем, и во всех европейских странах) предполагалось, что война продлится никак не более полугода, запас снарядов на ствол был невелик. Впоследствии для других армий это не сыграло важного значения в связи с быстрым и эффективным переводом экономики на военные рельсы, но в России ничего подобного сделать не удалось и после израсходования довоенных запасов войска оказались в тяжелейшем положении.

В 1910 г. было принято решение об упразднении всех резервных и крепостных войск и направлении освободившегося личного состава на усиление пехотных полков. В среднем каждый полк получил до 20 офицеров и 380 солдат, в результате чего роты увеличились с 96 до 120 штыков. Одновременно была введена так называемая система «скрытых кадров», в соответствии с которой при мобилизации второочередные части развертывались из заранее определенных пехотных полков и артиллерийских бригад. Расчеты показывали, что в дополнение к имевшимся 70 дивизиям и 18 стрелковым бригадам было возможно развернуть еще 35 пехотных дивизий второй очереди. Одновременно была радикально изменена система комплектования частей, – с этого времени части пополнялись новобранцами из ближайших к местам дислокации уездов. До этого многие округа почти полностью комплектовались призывниками с удаленных окраин, а это при мобилизации приводило к огромным излишним перевозкам. Петербургский военный округ, находившийся до того в несколько привилегированном положении, почти на 58 % комплектовался уроженцами иных регионов, в других местах картина была еще хуже.
В Петербургском округе дело обстояло следующим образом. Гвардейские части не должны были образовывать новых полков. Из имевшихся в составе округа пяти армейских пехотных дивизий (22-я, 23-я, 24-я, 37-я и 50-я) при мобилизации новые части должны были создать три: 37-я комплектовала 74-ю, 22-я – 67-ю, 24-я – 68-ю.
Готовность частей к таким преобразованиям неоднократно проверялась. Так, осенью 1913 г. в 93-м пехотном Иркутском полку прошла проверка правильности составления соответствующих документов и наличия всех необходимых запасов. В феврале 1914 г. по высочайшему повелению в том же полку провели мобилизацию с призывом запасных и сформированием на несколько дней 269-го Новоржевского полка. Результаты получились хорошие .

В ходе Марокканского, Боснийского и Агадирского международных кризисов с особой ясностью проявилось столкновение интересов Германии и Англии, грозившее большой войной. Принимая во внимание наличие союзнических отношений между Германией и Австро-Венгрией с одной стороны, и Англии с Францией и Франции с Россией – с другой, становилось ясно, что конфликт старой и молодой колониальных держав приведет к общеевропейскому кровопролитию.
Возможность противоборства России с союзом Германии и Австро-Венгрии рассматривался руководством Военного министерства давно. Сразу после заключения в 1879 г. Тройственного союза, под руководством начальника Главного штаба Н.Н.Обручева был составлен план боевых действий, заключавшийся в нанесении сильных ударов из Польши (района так называемого «Привислинского выступа») в тыл Восточной Пруссии (Германия) и Восточной Галиции (Австрия). Прикрыть развертывание войск должна была система крепостей. Учитывая, что наиболее опасным противником была Германия, бросалось в глаза почти равномерное распределение русских сил – против немцев выделялось несколько больше пехоты, зато против австрийцев сосредотачивалось три пятых кавалерии. Таким образом ставка делалась на разгром более слабых и менее стойких войск «двуединой монархии». В последующем эта стержневая идея претерпела существенные изменения. Если внесенные в этот план в 1883 и 1887 гг. изменения не имели существенного значения, то в 90-е гг. процент войск, выделяемых против Германии, был существенно увеличен. Согласно утвержденному в 1900 г. 18-му расписанию против каждого противника предполагалось образовать по три армии. Тогда же было определено, что 6 армия, первоначально предназначенная для нахождения в резерве в районе Вильно, должна была состоять из корпусов Петербургского военного округа.
В мае 1912 г. вступило в силу новое, измененное 19-е расписание. В соответствии с ним основными первоначальными целями определялись занятие Восточной Пруссии и Галиции. Под влиянием настойчивых просьб союзников-французов число выделяемых против Германии соединений неуклонно возрастало. В числе частей 1 армии, которая должна была сосредоточиться в среднем течении Немана, а затем, обходя с севера Мазурские озера, наступать на Гумбиннен и далее на Кенигсберг, мы находим гвардейский и I армейский корпуса, взятые из Петербургского округа. Два других размещенных в округе корпуса – XVIII и XXII – составляли 6 армию, предназначенную для прикрытия столицы от возможного удара Швеции.
Оценивая в 1911 г. возможную угрозу Петербургу, в Управлении окружного генерал-квартирмейстера считали, что она может исходить либо со стороны немецкой армии, наступающей через Прибалтику по фронту Рига—Невель, либо от немецких или шведско-немецких войск, высадившихся на северном или южном побережье Финского залива. Исходя из этих предпосылок территория округа условно делилась на пять районов (театров). Границы Петербургского театра, в центре которого располагалась столица империи, на севере проходили по линии Выборг—Кексгольм (ныне Приозерск), на западе – по р. Нарва, Чудскому и Псковскому озерам, на юге – между Псковом и Старой Руссой, на востоке – по Ладоге, рекам Волхов и Ловать. Остальные районы округа признавались имеющими второстепенное значение. К ним относились: Передовой (южнее Пскова и Старой Руссы), Прибалтийский (Эстляндская и Лифляндская губернии), Финляндский (все великое княжество без Карельского перешейка), Северный (территория севернее Онежского озера) театры и Тыловой район (восточнее р. Волхов). В случае наступления противника со стороны сухопутной границы предполагалось использовать для обороны естественные водные преграды – реки Луга, Нарва, Великая, Шелонь, Оредеж. В качестве последнего, «решительного» рубежа обороны рассматривалась Красносельская позиция .

Лето 1914 г. выдалось для гвардейских частей беспокойным. Сперва они участвовали в торжественной встрече эскадры английских линейных крейсеров адмирала Д.Битти, затем – французского президента Р.Пуанкаре. Последнего принимали с особой торжественностью. Неотвратимость войны ясно предчувствовалась многими. Студент Г.Принцип уже застрелил в Сараево австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда с супругой, Австро-Венгрия и стоящая за ней Германия во всю вели дипломатическая подготовку нападения на Сербию, прекрасно понимая неизбежную цепную реакцию, – за последнюю в силу обязательств будет вынуждена вступиться Россия, за нее – Франция и так далее. Конечно, французских гостей очень волновало состояние русской армии. Интерес Пуанкаре был частично удовлетворен. 9 июля великий князь Николай Николаевич устроил в Красном Селе обед в честь президента и своего императора. На другой день по огромному, вытоптанному тысячами ног и копыт полю прошла церемониальным маршем русская гвардия. «Сегодня утром смотр в Красном Селе. Шестьдесят тысяч человек участвуют в нем. Великолепное зрелище могущества и блеска. Пехота проходит под марш Самбры и Мезы и Лотарингский марш*. Как внушителен этот военный аппарат, который царь всей России развертывает перед президентом союзной Республики, сыном Лотарингии» , - записал французский посол М.Палеолог.