ЕМЕЛИН Алексей Юрьевич

При великом князе Николае Николаевиче (Старшем)

Первым командующим войсками гвардии и Петербургского военного округа 10 августа 1864 г. был назначен великий князь Николай Николаевич Старший (1831—1891), третий сын покойного императора Николая I и брат царствовавшего Александра II. К моменту назначения он два года возглавлял Отдельный гвардейский корпус. Новую должность он совмещал с двумя другими, не менее ответственными — генерал-инспектора инженерной части (с 1856 г.) и кавалерии (с 1864 г.).
Дмитрий Антонович Скалон (1840—1919), генерал от кавалерии и военный историк, в начале своей службы долго служивший у великого князя адъютантом, вспоминал:
«Его Высочество был необыкновенный начальник: всегда приветливый, ровный, ласковый, внимательный не только к тебе, как к служащему при нем лицу, но и как к человеку. Он интересовался и выказывал участие ко всему, что составляло твою жизненную обстановку.
Дежурство наше начиналось с 9 часов утра; в Петербурге во дворце Его Высочество выходил к утреннему чаю в кабинет; стол накрывался перед диваном, на правую руку которого садился великий князь, на левую — великая княгиня. <...>
В 9 1/2 ч адъютант выходил в приемную, переписывал представляющихся. Великий Князь назначал, кого примет в кабинете, кого в приемной; затем два раза в неделю назначался доклад начальника штаба округа, интенданта, начальников инженеров округа и артиллерии.
После доклада начальника штаба великий князь принимал начальников дивизий, окружного военно-медицинского инспектора, затем представляющихся из высших чинов и потом выходил в приемную.
В остальные дни недели бывали доклады начальника канцелярии генерал-инспектора кавалерии почтенного Федора Степановича Джунковского и товарища великого князя по инспекции инженеров генерал-адъютанта Эдуарда Ивановича графа Тотлебена. <...>
В 12 ч Его Высочество шел завтракать, и если доклады не были окончены, то продолжались и после завтрака. <...>
После завтрака дежурный адъютант отпускался, если великий князь не брал его с собой кататься, или в объезд по казармам, караулам, манежам. По воскресеньям Его Высочество ездил на развод.
Во время пребывания в Петербурге великий князь часто брал с собой дежурного адъютанта, катаясь в разных частях города, иногда неожиданно заезжал в казармы или на гауптвахты. По ночам ездил в Зимний дворец и обходил посты и все закоулки, которых там множество» .
О последней привычке командующего любопытная запись сохранилась в истории 145-го Новочеркасского полка. «Великий князь Николай Николаевич очень часто вызывал полки по тревоге и обращал большое внимание на то, во сколько времени части изготовятся к движению. <…> В один из будничных дней (1870 года. — А.Е.) в двенадцатом часу дня, когда только что окончились утренние занятия, Августейший главнокомандующий* подъехал верхом к Аракчеевским казармам и приказал дежурному барабанщику ударить тревогу. Сам великий князь остался на улице и поглядывал на часы.
На грохот барабана в этот обеденный час никто из людей не обратил особенного внимания. Подавальщики (так прежде назывались ротные раздатчики) схватили чашки и бегом пустились на кухню, перегоняя друг друга, чтобы занять место поближе к котлу. Остальные нижние чины остались в казармах, и в ожидании щей каждый продолжал заниматься своим делом.
Вдруг кто-то заметил на улице группу начальников и во главе их Августейшего главнокомандующего. Этого было достаточно. Унтер-офицеры сейчас же сообразили в чем дело, живо одели и снарядили людей и стали выводить на улицу. Через самый короткий промежуток времени полк был готов.
Похвалив не один раз роты и приказав сделать небольшую прогулку, великий князь отбыл из полка» .
Другой привычкой великого князя было участие в распределении рекрутов по полкам. Как известно, гвардейские части комплектовались нижними чинами в зависимости от их внешности (Преображенский полк – высокими блондинами, Семеновский – шатенами, Измайловский – брюнетами, Кирасирский Его Величества – рыжими и длинноносыми, и т.д.). «Осенью Его Высочество разбивал новобранцев по частям гвардии и Петербургского военного округа. Разбивка продолжалась иногда необыкновенно долго. Его Высочество отмечал мелом на груди новобранца часть, в которую он его назначал. Постоянно один и тот же унтер-офицер Преображенского полка брал новобранца за плечи и выкрикивал название части, его перехватывал унтер-офицер от названной части, и таким образом составлялись отдельные команды разных гвардейских частей» . Д.А.Скалон вспоминал, что адъютанты, которым в этот момент делать было нечего, нередко забавлялись, заключая пари, куда будет назначен тот или иной новобранец. Интересно, что и Александр II любил участвовать в распределении рекрутов. По этому поводу военный министр однажды выразил в дневнике свое сожаление, что повелитель огромной империи занимается столь маловажным делом.
Нельзя не отметить, что в кругу императорской семьи способности великого князя оценивались скромно. Характеризуя деятельность его на должности главнокомандующего армией в период русско-турецкой войны, цесаревич Александр Александрович писал жене: «Дядя Низи был всегда глуп — откуда же должен явиться такой гений, чтобы из глупого человека преобразоваться в умного» . Показательны и слова великого князя Михаила Николаевича, который, узнав о помрачении рассудка у брата (в 1890 г.), по свидетельству весьма язвительного государственного секретаря А.А.Половцова, удивился, что «человек непомерной глупости может тем не менее сойти с ума» .
В тоже время нельзя не отметить, что великий князь был требовательным начальником, хорошо разбирался в кавалерии, прилагая все усилия для ее улучшения, а также, по общему признанию, умел заслужить любовь войск, «очаровать» их. Многим импонировали его представительная внешность, громкий голос и кажущаяся решительность.
Первым начальником штаба округа стал генерал-адъютант, генерал-лейтенант граф Александр Иванович Бреверн-де-Лагарди (1814—1890), до того в течение двух лет занимавший аналогичную должность в штабе гвардейского корпуса. В начале января 1865 г. его сменил генерал-майор Петр Павлович Альбединский. Один из офицеров, сталкивавшихся с последним по службе в более позднее время, писал, что это был человек «преимущественно светский, придворный, мало знакомый с практическим катехизисом военной службы, особенно пехотной, слабовольный, чересчур деликатный» . В «Военной энциклопедии» И.Д.Сытина подчеркивалась его большая популярность в войсках, которой он пользовался благодаря своей заботе, но констатировалось, что успехом своей карьеры он в значительной мере был обязан «красивой внешности и связям при дворе» . С другой стороны известно, что в 1881 г. Д.А.Милютин, выходя в отставку, желал видеть Альбединского своим преемником.
Окружные управления Петербургского военного округа начали действовать с 1 сентября 1864 г. Исключение было сделано лишь для интендантского управления, создание которого встретило определенные сложности ввиду того, что одновременно с ликвидацией комиссариатской комиссии и созданием новой структуры необходимо было выполнять заявки войск на снабжение различными видами довольствия. Чиновники комиссии, зная о предстоящих перемещениях и сокращениях, в течение летних месяцев служебных вопросов практически не решали, многие конверты с заявками были даже не вскрыты. Такая же картина наблюдалась и в других создаваемых округах. В соответствии с пожеланиями Д.А.Милютина интендантское управление Петербургского военного округа начало действовать одним из первых, церемония открытия состоялась 15 сентября 1864 г. Возглавил его генерал-майор Виктор Данилович Кренке (1816—1893), в то время намечавшийся военным министром на должность начальника Главного интендантского управления.
В речи после торжественного молебна 15 сентября Кренке произнес слова, заключавшие в себе основной смысл его дальнейшей деятельности на посту окружного интенданта: «Прошу Вас, господа, иметь постоянно в виду, что не армия существует для интендантства, а интендантство для армии, что первая и священная обязанность состоит в том, чтобы армия никогда и ни в чем не нуждалась. Мы должны стараться заслужить любовь, доверие и уважение армии. С другой стороны, мы должны действовать только по закону; никто из нас, ни в коем случае, не может дозволить себе отступление от закона» . Сломать систему оказалось не так то просто. Встречая на каждом шагу противодействие со стороны Главного интендантского управления и потеряв надежду стать его начальником, чтобы изменить все сверху, Кренке попросил вернуть его в строй. В июле 1866 он получил в командование 26 пехотную дивизию, впоследствии отличился в годы русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Его место занял генерал-майор Н.Н.Скворцов, бывший до того помощником начальника штаба округа и ведавший в нем хозяйственной частью.
К сожалению, история Петербургского военного округа мало освещена в мемуарах. В воспоминаниях государственных и военных деятелей можно встретить много интересных подробностей о Военном министерстве, но почти ничего нет об окружных управлениях; повседневная жизнь гвардии отражена с самых разнообразных сторон, а армейские части таким вниманием обделены; сохранилась масса оценок личностных качеств и характеров великих князей, руководивших округом, но мало что известно об их конкретной деятельности. Тем ценнее для нас сведения, сообщаемые В.Д.Кренке о деятельности военно-окружного совета в 1865 г.
«Совет собирался раз в неделю, а иногда и два раза в неделю, всегда в мундирах, не знаю почему, заседание начиналось в 11 часов утра и продолжалось два, три и даже четыре часа. Не помню ни одного заседания, в котором были бы все члены на лицо; реже всех являлись начальник штаба (Альбединский П.П. — А.Е.) и медик (действительный статский советник Ритер. — А.Е.) <...>. Обыкновенно в одном заседании рассматривались два, три доклада <…>.
После первых месяцев своего существования военно-окружной совет потерял свое значение; все члены его считали одной из тяжелейших своих обязанностей являться в совет, <...>.
При составлении положения об округах, главное достоинство окружной системы находили в децентрализации управления и военная газета («Русский инвалид». — А.Е.) тогда на все лады распевала, что основная мысль децентрализации вполне осуществилась военно-окружным советом, а на самом деле совет этот был принижен, поставлен как бы в подчиненное отношение к каждому главному управлению; он обратился в лишнюю канцелярскую станцию, в лишний тормоз для окружного управления. Собственною властью окружной совет стал разрешать только то, что начальник отдела окружного управления должен бы был приводить в исполнение своей властью, но, из боязни ответственности, прикрывался коллегиальным учреждением, а все то, что превышало власть начальника отдела в округе, не брал на свою ответственность и окружной совет и дела тормозились: я мог бы привести доказательство тому, что при обыкновенных моих докладах в окружной совет, от моего подписания доклада до окончательного решения окружного совета проходил месяц, затем доклад залеживался в главном интендантском управлении месяца два, три и столько же в военном совете» .

В целом Д.А.Милютин и его помощники остались довольны окружной реформой, закрепив преобразования в одобренном государем в 1869 г. «Положении о Военном министерстве». Правда, оппозиция существовала, и достаточно серьезная. Возглавлял ее фельдмаршал князь А.И.Барятинский (1815—1879). Его сторонники, из которых наиболее известен генерал Р.А.Фадеев, составлявший для своего покровителя многие документы и объяснительные записки, в частности, считали, что округа следует ликвидировать, а если сохранить, то лишь как учреждения для учета резервистов. Строевые же войска, по их мнению, должны подчиняться командующим армиями, замыкавшимися, в свою очередь на начальника Главного штаба, причем этот последний находился бы выше военного министра, ведавшего преимущественно хозяйственными вопросами. У такой системы, построенной в известной мере по прусскому образцу, имелось немало поклонников, в числе которых в тот момент был и наследник цесаревич Александр Александрович, будущий Александр III. Обсуждение предлагаемых сторонниками Барятинского реформ (а во многом — контрреформ) состоялось на секретных совещаниях в присутствии Александра II в феврале — марте 1873 г. Среди многочисленных высказанных там мнений можно упомянуть предложение генерала А.П.Хрущева, считавшего полезным уничтожить округа и сформировать в Европейской России четыре армии — Петербургскую, Московскую, Варшавскую и Киевскую. После напряженных споров верх взяла точка зрения Д.А.Милютина . Подтверждением жизнеспособности новой системы служит то, что структура управления округами практически не менялась до 90-х гг. Из крупных перемен можно указать лишь на введение военно-окружных судов.
Одной из самых прогрессивных, важных и наиболее полно осуществленных общегосударственных реформ, проведенных в царствование Александра II, явилась реформа судебная. Так как в армии имелись свои суды, действовавшие согласно уставу 1839 г., в 1862 г. был поднят вопрос о распространении нововведений и на них. Встречая ярко выраженное сопротивление, проблема эта в течение нескольких лет обсуждалась в различных комиссиях и совещаниях. Целый ряд военных деятелей протестовал против малейших признаков независимости суда от воинских командиров, возможности обжалования приговоров в военно-окружных судах и т. д. В глазах этих генералов «благодетельные начала гласного и устного судопроизводства» оказывались несовместимыми их понятиями о воинской дисциплине, сложившимися в крепостнический период. После внесения ряда изменений проект военно-судебного устава 15 мая 1867 г. был утвержден императором.
В конечном итоге система военного судопроизводства приняла следующий вид. Низшим ее звеном являлся полковой суд, в значительной мере зависящий от командира части. Подсудимый не имел в нем права ни на защитника, ни на апелляцию. Лишь в случае несогласия командира с приговором дело поступало в военно-окружной суд*. Последние существовали при всех военных округах и состояли из постоянных и временных членов, а также прокурорского надзора. Постоянные члены (судьи) назначались министром из числа офицеров или чиновников с юридическим образованием, временные, являвшиеся практически присяжными заседателями, — командующим войсками округа. Военно-окружной суд вел дела об офицерах и чиновниках военного ведомства, а также о солдатах, если им грозило серьезное наказание (лишение или ограничение прав, отдача в военно-исправительные роты и т. д.). Процесс рассмотрения дел значительно отличался от такой же процедуры в полковом суде. Здесь обязательными условиями являлись состязательность, то есть наличие прокурора и защитника, а также присутствие временных членов. Венчал пирамиду Главный военный суд, надзиравший за правильностью судопроизводства в низших инстанциях и рассматривавший дела по конфирмации приговоров.
В виде опыта новая система в 1867 г. была реализована лишь в двух округах — Петербургском и Московском (в них военно-окружные суды начали действовать с 1 сентября), и только после проверки ее в действии — в остальных, причем весьма постепенно (в части сибирских округов — в 1889 г.!).
Рост антиправительственных выступлений в стране и имевшиеся случаи оправдания революционеров судами присяжных привели к изданию 9 августа 1878 г. закона, в соответствии с которым в юрисдикцию военно-окружных судов могли попадать и гражданские лица, обвиняемые в государственных преступлениях. Так, например, 6—14 мая 1880 г. военно-окружной суд Петербургского военного округа рассмотрел дело по обвинению одиннадцати народников — А.Ф.Михайлов, В.В.Сабуров (А.Оболешев), О.Э.Веймар, Л.Ф.Бердников и др., осудив их на каторжные работы (первые двое были приговорены к смертной казни, но получили помилование).
Некоторые изменения коснулись и управления местными войсками. В 1869 г. при губернских воинских начальниках были созданы хозяйственные комитеты. В связи с введением в стране всеобщей воинской повинности 26 августа 1874 г. было принято новое «Положение об управлении местными войсками». В соответствии с ним для упорядочения процесса призыва новобранцев, а также учета запасных солдат и офицеров в подчинении губернских воинских начальников с 1 октября в восьми округах Европейской России создавались новые должности — уездных воинских начальников. Именно на них легла основная нагрузка по призыву и учету. Кроме того, они являлись начальниками местных войск в уезде, исполняли функции комендантов, ведали хранением имущества, предназначаемого для формируемых в военное время частей, собирали информацию о средствах уезда по расположению войск, о путях сообщений, наличии перевязочных средств и состоянии медицинских заведений и др. Ввиду того, что в некоторых губерниях население, а, следовательно, и число запасных и призывников, было слишком мало, допускалось подчинение одному уездному начальнику нескольких уездов. В Петербургском военном округе первоначально насчитывалось 6 губернских и 45 уездных воинских начальников .
С 1872 г. местные войска округа возглавлял генерал-лейтенант Василий Васильевич Каталей (1818—1877), о деятельности которого один из современников писал: «Имея под своим начальством множество мелких местных и этапных команд, генерал Каталей употреблял до 4-х месяцев в году на инспектирование этих команд, посещая для сего самые отдаленные места Архангельской и Олонецкой губерний. Солдат он любил со страстностью, будь это служитель какого-нибудь госпиталя, рядовой этапной команды или тамбур-мажор командуемого им полка. Вид плохого куска мяса в котле солдат или плохо выпеченного хлеба приводили его в крайнее раздражение. Служебная практика в последнее время сделала его крайне недоверчивым, не смотря на беспредельную доброту характера» . В годы русско-турецкой войны В.В.Каталей являлся начальником военных сообщений действующей армии, а с августа 1877 г. — командиром 3-й гвардейской пехотной дивизии. 21 декабря того же года он погиб в бою недалеко от Петрича.
Непосредственное отношение к истории Петербургского военного округа имеет утверждение «Положения о полевом управлении войск в военное время», состоявшееся 17 апреля 1868 г. В соответствии с ним в военное время действующие войска на театре военных действий образовывали одну или несколько армий, во главе каждой из которых стояли назначаемый царем главнокомандующие. Документ очерчивал их права и обязанности, структуру подчиненных им штабов и управлений. По общему мнению, наиболее слабо была разработана часть, касающаяся организации тыла. Предполагалось, что в случае действий на своей территории снабжение армии будет обеспечиваться через соответствующий военный округ, становившийся в подчинение к главнокомандующему. Между тем система обеспечения в случае действий за границей была обозначена лишь пунктирно. По этой причине известный советский историк П.А.Зайончковский оценил введение этого положения как «наименее удачную реформу в области управления войсками» за период 60—70 гг. XIX века .

За период от образования Петербургского военного округа до начала русско-турецкой войны значительных изменений в нем не произошло. Самым заметным событием явилось присоединение к нему Эстляндской губернии, произошедшее на основании приказа военного министра № 289 от 26 сентября 1870 г. при расформировании Рижского военного округа. Две другие губернии — Курляндская и Лифляндская — вошли в состав Виленского округа, однако, спустя несколько лет пять уездов последней (Валкский, Верроский, Дерптский, Перновский и Феллинский) также были переданы в Петербургский. После этого площадь округа составила 22250,5 км2 .
Некоторым изменениям подверглась и система управления войсками. Под влиянием решений секретных совещаний 1873 г. решено было возродить корпуса. 10 августа 1874 г. Александр II утвердил «Положение об управлении корпусом», однако практическое применение его оттягивалось руководством военного ведомства. Исключением стало образование штаба гвардейского корпуса, утвержденное приказом военного министра от 30 августа того же года.
Другим результатом деятельности упомянутых совещаний стало решение о формировании в пехотных полках четвертых батальонов, с уменьшением числа рот в батальоне с пяти до четырех. По различным причинам, в том числе и финансового характера, реализация этого плана из года в год откладывалась, и лишь 1 января 1876 г. был отдан приказ о введении новых штатов для полков трех гвардейских пехотных дивизий . До начала войны к ним добавились гренадерские части и шесть армейских дивизий. Несколько ранее, 30 августа 1873 г. было восстановлено деление дивизий на бригады (по два полка в каждой).
В мае 1869 г. войска округа были усилены переведенной из Казанского военного округа 37-й пехотной дивизией. Полки этого молодого соединения родилось в октябре 1863 г. из резервных батальонов 4-й резервной дивизии. Вновь прибывшие части разместили в окрестностях Петербурга. Исключением стал 145-й Новочеркасский полк, которому отвели так называемые Аракчеевские казармы в самой столице. Помещения оказались столь тесными, что половина батальонов в течение ряда лет зимовала в Красном Селе. В 1886 г. были построены новые казармы на улице, получившей в честь полка имя Новочеркасская. С недавнего времени так же стала называться и расположенная рядом станция метрополитена (б. «Красногвардейская»).
Поскольку это была единственная в Петербурге крупная армейская часть (хотя часто в столице на некоторое время размещались батальоны и других полков), на нее легло несение тех караулов, к которым не привлекалась гвардия. В качестве примера можно указать на охрану Охтенского порохового завода. В летние месяцы, когда гвардейские части находились в Красном Селе, нагрузка на полк резко возрастала. Интересно, что в книге по истории полка отмечено резкое увеличение процента заболеваемости и смертности после передислокации из Самары. «Преобладающими болезнями в Санкт-Петербурге были тифы, легочные страдания и цинга. Усиление заболевания наблюдалось весною в марте, апреле, в мае и летом, когда полк занимал караулы в столице» . Здесь уместно заметить, что в течение многих лет в связи с неблагоприятными климатическими условиями и наличием старых тесных казарм Петербургский военный округ занимал по количеству умерших на 1 тыс. заболевших печальное первое место. Ситуация изменилась к лучшему лишь в 90-х годах XIX века.
Таблица 4. Состав войск Петербургского военного округа в 70-80 гг. XIX века (в скобках приведены сведения о гвардии).
Год Батальоны Эскадроны Орудия
1871 85 (29) 48,5 (47,5) 118 (60)
1881 109 (35) 48 (47) 184 (76)
1885 105 (35) 49 (49) 174 (78)
1887 105 (35) 50 (49) 180 (78)


В мирное время наиболее важными задачами округа следует признать всестороннее обучение войск и подготовку к проведению мобилизации. Рассмотрим, как они решались в годы, предшествовавшие русско-турецкой войне 1877-1878 гг.
Во все времена существования гвардии ее основными повседневными заботами были разводы, на которых любили присутствовать многие императоры (в том числе Александр II), несение караулов и торжественные парады по всевозможным поводам. В середине XIX — начале XX вв. боевой подготовкой гвардейцы занимались преимущественно летом, в лагере под Красным Селом. Это место впервые было использовано для боевой подготовки войск в 1765 г., затем в 1819—1820 гг., и, наконец, с 1823 г. сборы стали практически ежегодными. Войска жили в палатках в нескольких лагерях, для штабов, окружных артиллерийского и медицинского управлений имелись деревянные постройки. Штаб округа помещался в бараках дворцового ведомства.
Красносельский лагерь производил на впервые попавшего в него большое впечатление. Вот как описывал его один из репортеров в 1880 г. «В Красном Селе за неделю вырастает палаточный городок, весело помахивающий на ветру бесчисленными цветными штандартами, значками и флагами. Палатки размещаются с большим порядком. И не мудрено. Ведь в них размещаются десятки тысяч военных. Они образуют широкие проездные линии, нечто вроде главных проспектов, второстепенные переулки, площади, аристократические части, предместья. Некоторые улицы получают наименования. Попав туда, вы без проводников не найдете выхода». На ту же упорядоченность обратил внимание и историк М.И.Пыляев в своей книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга». «Солдатские палатки расставлялись по одной линии в три ряда одна за другой; за ними, отступя немного, следовали офицерские палатки, потом с таким же уступом – штаб-офицерские, далее – полкового командира, которая всегда посередине полка. Палатки бригадных командиров – в середине бригады, за ними палатка дивизионного генерала. За палаткой полкового командира ставилась палатка для его адъютанта, и поодаль – для канцелярии и музыкантов. Все это придавало Красному Селу какой-то необыкновенный вид и привлекало массу посетителей из города». Приезжих действительно было много. Окрестности были застроены многочисленными дачами, во многих из которых снимали квартиры семьи офицеров, имелись магазины и даже театр.
Вернемся, однако, к боевой подготовке. В начале 60-х гг. имевшееся поле по своим размерам полностью удовлетворяло всем потребностям обучавшихся. Использовавшееся построение в компактные колонны позволяло на одном конце поля проводить стрельбы, на другом — учения кавалерийской дивизии, в середине занималась дивизия пехоты. Одновременно нередко между лагерем и полем производился маневр еще каких-либо частей. Введение в конце того же десятилетия более тонких строев, представлявших собой комбинацию колонн и цепи и имевших большие фронт и глубину, автоматически заставило войска выходить далеко за пределы привычного поля.
Начиная с 1865 г. к Красносельскому лагерю прикомандировывались генералы и офицеры из штабов других округов. При недостаточности документов и инструкций, содержащих рекомендации об управлении войсками в бою, такой обмен опытом позволял надеяться на относительное единообразие подготовки частей по всей стране.
Руководил обучением войск великий князь Николай Николаевич. «Мы вставали в 6 ч, в 6 1/2 ч. собирались к Его Высочеству. Великий князь собственноручно раздавал чай, в 7 ч ехали в поле, где Его Высочество присутствовал, или сам производил учение.
В 1865 и 1866 годах Его Высочество вырабатывал и обучал части новому пехотному уставу; труда было много, и нам приходилось много скакать. <…>
Вместо линейных учений, с ружейными приемами и небольшими упражнениями в рассыпном строю, производившимися большую часть лагеря, — перешли к обучению маневрированию, начиная с небольших соединений трех родов оружия, как: батальон и эскадрон с двумя орудиями, затем более крупные соединения — полк против полка, бригада против бригады. Стал вводиться обозначенный противник; и, наконец, Его Высочество завел учение с боевыми патронами.
Его Высочество прекратил эффектные смотры артиллерии, когда все батареи Красносельского лагеря выстраивались в одну линию и громили мишени с заранее определенных расстояний. В первый же свой смотр великий князь на предварительно выбранной им позиции приказал расставлять мишени офицерам генерального штаба, затем вызывал несколько батарей по своему выбору и указывал, кому в какие мишени стрелять.
Первое время результаты оказалась поразительные в отрицательном смысле: случалось, что в мишень не попадал ни один снаряд. Отчасти это зависело оттого, что приходилось точно определять дистанции при малом числе положенных для сего выстрелов или от неровности местности, на которую до того не обращали внимания; так, например Его Высочество расположил мишени по Кирхгофскому кряжу, при чем впереди и позади них тянулись углубления, незамеченные издали: снаряды падали в эти углубления и не обозначали недолета и перелета; мишени оказались нетронутыми и ужасно смутили артиллеристов» . К сожалению, уроки великого князя далеко не всегда шли на пользу, многие недостатки исправить так и не удалось.
Рискуя утомить читателя очередной длинной цитатой, приведем мнение известного военного деятеля и историка конца XIX века Александра Казимировича Пузыревского (1845—1904): «Относительно общей боевой подготовки гвардейского корпуса следует заметить, что по близости расположения Красносельского лагеря к столице, по более сильному влиянию центрального руководства на обучение войск, по особому значению этого лагеря и по многочисленности собираемых войск, как хорошие, так и дурные стороны господствовавшей системы в нем проявлялись резче, чем в прочих частях наших войск. Если в других лагерях не всегда можно было встретить такую же энергию и точность в обучении, как в Красном Селе, то, с другой стороны, там можно было найти нередко и полезные уклонения от установленной системы подготовки войск, в смысле умаления ее вредных сторон; дело это в известной мере обуславливалось личной предприимчивостью и взглядами частных начальников; красносельский же сбор для развития личной инициативы последних представлял самую бесплодную почву. При таких условиях, тактические упражнения на местности, вдоль и поперек изученной, чуть ли ни до последнего кустика, постепенно стали приобретать шаблонный характер, и развитию рутины, лишенной всякого живого смысла, представилось обширное поприще. Частные начальники, привыкнув действовать по трафарету, лишенные навыка соображаться с обстановкою в бесконечном ее разнообразии, целиком переносили заученные приемы действий и в условия действительной войны, которые вовсе уже не соответствовали, например, атаке знаменитой в красносельских летописях «лаборатории» или обороне «Кавелахтских высот». Только этим и можно объяснить такие изумительные факты, как движение отряда к неприятельской позиции без авангарда и атака ее без всякой почти рекогносцировки, причем отряд в бешеной погоне несется вперед, пока, наконец, ослабленный страшными потерями, разбивается о неприятельские укрепления (имеются в виду атаки гвардии на редуты Горный Дубняк и Телиш под Плевной 12 октября 1877 г. — А.Е.). Это не вина отдельных лиц, а кровавая жертва принятой системы боевой подготовки войск. <…>
Что касается специально-технического обучения артиллерии, то она отлично знала то, чему ее учили; последнее же не всегда соответствовало требованиям боя. Так, например, система пристрелки была настолько неудовлетворительна, что даже по окончании войны гвардейская артиллерия плохо справлялась с этим делом; во время же войны наши артиллеристы нередко удивлялись искусству пристрелки турок» . Секрет неудач заключался в стремлении добиться максимальной точности стрельбы путем определения расстояния от цели до точки разрыва, что при отсутствии совершенных инструментов было почти невозможно. Лишь в 1873 г. была принята пристрелка путем захвата цели «в вилку», к началу войны так и не получившая широкого распространения .
Лагерные сборы в Красном Селе обыкновенно делились на два этапа — собственно обучение войск и маневры. Последние обычно бывали непродолжительными, но в них участвовало большое количество войск. В 1865 г., например, их число достигло 40 тыс. при 120 орудиях (4 пехотных и 3 кавалерийских дивизии). По выработанному заранее сценарию, отряд Восточной стороны расположился в Царском Селе, ожидая прибытия из Москвы подкреплений по железной дороге. Западные наступали двумя отрядами — со стороны Нарвы на Ропшу и с правого на левый берег Невы в районе Рыбацкого, стремясь не допустить слияния Царскосельской и Московской группировок.
Одним из интересных моментов стало форсирование Невы. Подготовка к нему началась за 10 дней. Солдаты 1-го резервного саперного батальона построили 23 секции («парома») из двух плотов по 23 бревна в каждом. В первый день маневров, 30 июля, десант из трех рот стрелков и роты саперов на двух канонерских лодках, пароходах и гребных баркасах переправился на левый берег, прикрыв работы по наведению моста. Ввиду большой ширины реки, быстрого течения и недостатка в плавсредствах, на сборку моста ушло 8,5 часов .
На маневрах, как на красочном представлении, обычно присутствовали император и почти весь двор. По завершении августовских учений 1875 г. военный министр Д.А.Милютин так описал их в своем дневнике: «Почти всю неделю провел в Гатчине и на маневрах. В огромном гатчинском замке собралось многочисленное общество: кроме особ императорской фамилии, придворной и военной свиты, много иностранных гостей и посторонних приглашенных. После утренних ратных зрелищ многочисленное общество собиралось к общему столу, а потом вторично — к вечернему чаю. Тут придумывались всякие развлечения и забавы: шарады, живые картины, танцы; два раза были балетные представления, на которые привозили генералов и офицеров из окрестностей, с разных биваков. Присутствие большого числа иностранцев (французских офицеров — 6 или 7, румын — 5, итальянцев — 2, сербов — 2, не говоря уж о немцах) придавало обществу наружную пестроту, но не способствовало оживлению его; даже молодежь забавлялась как будто по приказанию. Самые маневры шли не совсем удачно, по крайней мере, с придворной точки зрения. Два раза вывозили императрицу и дам в экипажах, и оба раза им не удалось видеть войска. Противными сторонами начальствовали наследник цесаревич и вел. кн. Владимир Александрович; с обеих сторон не заметно было ни уменья, ни охоты к военному делу. Диспозиции ежедневно писались умно, но исполнение шло на-авось; встречи противников выходили совершенно случайные, иногда совершенно неудачные. Маневры наши вообще выходят похожими на игру, чем на серьезное обучение войск. Неопытным офицерам они могут дать самые превратные понятия о военном деле» .
Нередко одну из противоборствовавших сторон возглавлял командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Тот же Д.А.Милютин в 1874 г. оценивал его действия не высоко. «На маневрах двумя противными сторонами командовали великие князья Николай и Михаил Николаевичи. Оба брата отнеслись вполне серьезно к роле главнокомандующих в этой мнимой войне, а Михаил Николаевич, принужденный (в силу самого предположения) все отступать перед превосходными силами старшего брата, не мог скрывать своей досады, как будто в самом деле он терпел поражения. Только в последний день предназначалось ему перейти в наступление и движением от Ропши к Красному покончить маневр генеральным боем на военном поле. Тут только он несколько повеселел. [Никто, конечно, не выскажет ему откровенно, что даже и в этих ребяческих подражаниях настоящей войне выказывались вполне неспособность и непривычка его к командованию войсками. Николай Николаевич, при всей ограниченности ума, имеет гораздо более военных свойств, и приобрел, очевидно, некоторую опытность в искусстве ведения войск]. На маневрах присутствовало много иностранных офицеров; не раз приходилось перед ними краснеть за наших генералов и командиров частей. Не смотря на то, маневры кончились к общему удовольствию: всем объявлена похвала и благодарность» .
В 70-е гг. Военное министерство принимало меры по улучшению боевой подготовки, в частности в направлении одиночной подготовки солдат. Многие офицеры овладели приемами штыкового боя, что во время войны позволило им, меняя уставные сабли на винтовки, увереннее вести роты в атаку. Значительное внимание уделялось огневой подготовке пехоты, однако, дистанции для обучения были установлены слишком малыми – до 1200 шагов для стрелковых рот и всего 600 для линейных, тогда как дальность стрельбы из наиболее распространенных в армии винтовок системы Крнка достигала 2000 шагов . Нечто подобное происходило и с саперным делом. Начиная со второй половины 60-х гг. на эту сторону было обращено определенное внимание, преимущественно в Варшавском и Петербургском округах. В апреле 1871 г. было введено в действие «Наставление для обучения полевых войск саперному делу», которым предписывалось во всех пехотных и артиллерийских частях во время летних сборов проводить занятия по земляным работам, но согласно приказу военного министра № 245 за 1874 г. в роте полагалось иметь всего 10 лопат, 24 топора, 3 мотыги, 3 кирки да 1 лом! Принимались меры и по улучшению тактической подготовки, хотя здесь имелись трудности. Д.А.Милютин на склоне лет в мемуарах отмечал, что император, имевший склонность к традиционной парадной стороне военного дела, хоть и проявлял интерес к успехам войск в тактической подготовке, требовал строжайшего исполнения всех ритуалов. «Одно какое-нибудь замечание государя за пустую ошибку уставную или за неровность шага, недостаточно «чистое» равнение парализовало все старания придать обучению войск новый характер, более соответственный истинной пользе и условиям войны» .
В целом следует признать — усовершенствование оружия привело к тому, что к началу русско-турецкой войны особое значение приобрели огневой бой и, соответственно, рассыпной строй. К сожалению, в указанный период это так и не нашло достаточного отражения в уставе.
Обратимся теперь к вопросам мобилизации. Напомним, что в России действовала система рекрутских наборов, причем призыв 4 человек со 1000 душ давал ежегодно около 106 тыс. человек, а для создания резерва этого было недостаточно. Опыт разгрома французской армии Пруссией в 1870 г. в очередной раз показал необходимость максимально быстрого проведения мобилизации и важность заблаговременной подготовки больших людских резервов. С этого времени громче и громче стали звучать голоса сторонников сокращения сроков службы (с целью увеличения числа запасных) и введения всеобщей воинской повинности. Д.А.Милютина констатировал, что «происшедшие в последние годы во всех почти европейских государствах изменения в организации вооруженных сил, представившие им возможность не увеличивая численность армий в мирное время развивать их во время войны до огромных размеров, возбудили вопрос о соответственном усилении и наших войск». Основные принципы этой важнейшей реформы были изложены им в представленной Александру II 7 ноября 1870 г. записке «О главных основаниях личной военной повинности». Через десять дней по повелению императора была создана особая комиссия для разработки соответствующего положения. Горячие обсуждения затянулись до января 1873 г., затем проект был рассмотрен Государственным советом. После жесточайших споров он был принят и утвержден Александром II 1 января 1874 г. Срок службы был установлен в 6 лет в строю и 9 в запасе. Поскольку ежегодно в призывные списки вносилось700—800 тыс. чел., а армии требовалось 180—230 тыс., существовал широкий круг льгот и отсрочек по семейному положению, образованию (это, кстати, резко увеличило в стране количество реальных и ремесленных школ, содержавшихся земствами и городскими обществами). Из оставшихся необходимое для призыва число молодых людей набиралось жеребьевкой. Консервативные круги яростно критиковали реформу за «отрыв крестьян от сохи», призыв на службу евреев, сокращение срока службы для лиц со средним и высшим образованием (в этом усматривалось поощрение ненавистной интеллигенции). Между тем крайне настороженное отношение к закону со стороны европейской прессы показывает, как высоко оценивалось в Германии, Австрии, Англии и других странах влияние данной меры на рост боеспособности русской армии.
Первое мобилизационное расписание в русской армии относится к 1867 г. Более детальная разработка мобилизационных расписаний, заблаговременная заготовка необходимой документации, а также интенсивное развитие железных дорог позволили всего за пять лет значительно сократить расчетные сроки укомплектования частей запасными по мобилизации. Так, если по росписи 1867 г. для Петербургского округа этот срок составлял 50 дней, то к 1872 г. он сократился до 10—32 дней .
Полученные теоретическим путем данные выверялись на практике. В 1871 г. в виде опыта мобилизация была проведена в Киевском и Харьковском уездах. Спустя четыре года подобное мероприятие прошло в более широких масштабах — во всех округах Европейской части России (кроме Финляндского) было внезапно мобилизовано по одному уезду. За первые четыре дня удалось собрать до 84 % запасных .
В 1875 г. был сделан крупный шаг в направлении упорядочивания мобилизации русской армии. Под председательством начальника Главного штаба графа Ф.Л.Гейдена (1821—1900) был создан мобилизационный комитет, в который вошли помощники начальников всех главных управлений Военного министерства. При комитете существовала особая канцелярия. Задачи были поставлены следующие: «Во-первых, выяснить и привести в надлежащую систему все данные и сведения о действительной военной готовности армии по всем отраслям ее личного и материального снабжения; во-вторых, обсудить и указать те меры, которые должны быть приняты различными управлениями для наилучшего распределения имеющихся средств и для пополнения недостающих предметов и, в-третьих, по исполнении этого составить общий мобилизационный план, т.е. подробные расписания и расчеты о порядке исполнения мобилизации и о времени и о денежных средствах для сего потребных» . К концу лета 1876 г. было составлены мобилизационное расписание призыва запасных и обеспечения конским составом, планы железнодорожных перевозок, собраны сведения о потребностях округов.
Вполне естественно, что активная работа в этом направлении велась и в округах. Обычно она поручалась особым офицерам и велась под непосредственным руководством начальников штабов. В Петербургском военном округе эти обязанности легли на генерал-майора Карла Густавовича Энкеля. Вот как он ее описывал впоследствии.
«Работа, по приказанию Его Императорского Высочества главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, началась с разъяснения всего объема тех мер, которые, в зависимости от распоряжений окружного начальства, должны были быть приняты для приведения всех войск и учреждений, входящих в состав округа, на военное положение.
С этою целью истребованы были от начальников частей подробные соображения по данному вопросу. Эти соображения дали богатый материал для всей последующей работы подготовки к мобилизации.
Эта подготовительная работа может быть разделена на следующие главные отделы: 1) По устройству призыва и сбора запасных нижних чинов к своим кадрам, согласно планам и инструкциям Главного штаба. 2) По комплектованию войск лошадьми, которое вначале предполагалось осуществить при помощи вольной покупки, а затем по расписанию об исполнении конской повинности населением. 3) По образованию неприкосновенных запасов в войсках для обмундирования, снаряжения и вооружения запаса нижних чинов, долженствующего служить для пополнения войск по военным штатам. 4) По размещению войск, приведенных в полный военный состав, на основании вновь изданного положения о воинской квартирной повинности. 5) По приведению в полную боевую готовность обоза, упряжи, конской сбруи и амуниции, равно и по установлению нормальной укладки разных категорий повозок войскового обоза. 6) По формированию личного состава запасных и резервных войск округа, с образованием для них неприкосновенных запасов и с обеспечением их размещения и хозяйственного устройства. 7) По формированию предположенных в округе 12-и военно-временных госпиталей. 8) По хранению и обеспечению имущества, оставляемого войсками при выступлении в поход.
К этим отделам подготовки присоединялось затем составление планов мобилизации в войсках с подробным распределением личного состава, с соображениями по обучению и продовольствию запасных нижних чинов и многие другие второстепенные отделы подготовки к мобилизации.
Подробная разработка некоторых из этих отделов поручалась особым комиссиям. К концу 1876 года главные подготовительные работы были окончены, и тщательно соображенная система приведения войск округа к переходу на военное положение ожидала только того магического импульса, по которому все составные части сложного механизма должны были одновременно начать свои функции» .

В 1875 г. в очередной раз обострилась обстановка на Балканском полуострове. Сербское население Боснии и Герцеговины, не выдержав турецкого гнета, восстало. 20 июня следующего года им на помощь пришли Сербия и Черногория, объявившие войну ненавистной Оттоманской империи. Российское общественное мнение горячо откликнулось на эту неравную борьбу, и вскоре на помощь «братьям-славянам» отправились до семи тысяч русских добровольцев, один из которых, генерал-майор М.Г.Черняев (1828—1898), возглавил сербскую армию. Силы были неравными, в сражении под Дьюнишем 17 октября 1876 г. турки одержали победу, давшую им возможность двинуться на Белград. Спасение пришло со стороны России: по требованию посла в Константинополе Н.П.Игнатьева наступление было приостановлено. В доказательство серьезности своих намерений 1 ноября 1876 г. император Александр II отдал приказ о проведении частичной мобилизации армии.
С точки зрения сегодняшнего дня особенно интересно, что вмешательство России в сербо-турецкий конфликт впервые в ее истории было в значительной мере спровоцировано воинственно-славянофильской позицией подавляющей части средств массовой информации, оказавших большое влияние на формирование общественного мнения. Справедливости ради надо сказать, что далеко не все разделяли эту позицию. Известный мемуарист и военный историк генерал-майор Александр Николаевич Витмер (1838—1916) четверть века спустя писал: «Я был яростным противником войны и заслужил за это много упреков от товарищей <…>. В числе доводов я приводил, между прочим, тот, что моего земляка, новгородского мужика, вынужденного очень часто весной примешивать к муке березовую кору и разную дрянь, чтобы не умереть с голоду, что этого бедняка гонят освобождать жирных сербов и болгар, кушающих свинину. Турецким зверствам я тоже не доверял вполне, помня, какие нелепости писали про русские войска во время польского восстания, тогда как — я сам был свидетелем — русские держали себя высоко гуманно, вели себя как настоящие джентльмены» .
Первоначальный план войны был составлен руководителем Военно-ученого комитета Главного штаба Н.Н.Обручевым. В соответствии с ним предполагался стремительный разгром группировки турок в Болгарии армией всего из четырех корпусов. Столь незначительное количество привлекавшихся сил объяснялось с одной стороны качественной и количественной слабостью сил противника, с другой — стремлением произвести эффект в Европе самим фактом выигрыша войны с минимальным напряжением сил империи. План этот, возможно, был бы исполним, если бы от него не последовали немедленные и многочисленные отступления.
Перед императором, под влиянием ближайшего окружения решившимся на войну, встал выбор: кому поручить возглавить действующую армию. Напрашивалось назначение военного министра Д.А.Милютина, но он, хоть и имел штабной и боевой опыт, никогда не командовал даже дивизией. Выбор фельдмаршала князя А.И.Барятинского явился бы оскорблением Милютину (вспомним их непримиримые позиции в секретных совещаниях 1873 г.). В итоге государь остановился на своем брате, главнокомандующем войсками гвардии и Петербургского военного округа великом князе Николае Николаевиче Старшем. Начальником штаба к нему предполагалось назначить Н.Н.Обручева, однако вследствие протеста великого князя эта кандидатура была отвергнута и заменена председателем военно-кодификационного комитета генерал-адъютантом генералом от инфантерии Адамом Адамовичем Непокойчицким (1813—1881). Предполагалось, что его спокойная, уравновешенная натура компенсирует кипучий характер главнокомандующего. В состав управления действующей армией вошло немало чинов, служивших в Петербургском военном округе. Из наиболее видных укажем на начальника артиллерии округа генерал-адъютанта генерал-лейтенанта князя Н.Ф.Масальского (возглавлял артиллерию армии с 1 ноября 1876 по 3 мая 1878 г.) и уже упоминавшегося начальника местных войск округа генерал-лейтенанта В.В.Каталея (со 2 ноября 1876 по 6 марта 1877 г. бывшего начальником военных сообщений армии). Позднее к ним присоединился окружной интендант генерал-майор Н.Н.Скворцов, занимавший соответствующую должность с 10 мая 1878 по 21 июня 1879 г. Во время отсутствия Николая Николаевича его должность временно исполнял помощник главнокомандующего генерал-адъютант барон Родриг Григорьевич Бистром (1809-1886).

Полковник П.Д.Паренсов вспоминал об этих днях: «Для нас мобилизация выразилась тем, что некоторых офицеров Генерального штаба, служивших в Петербурге, созвали в штаб, и помощник начальника штаба округа свиты Его Величества генерал-майор Левицкий засадил всех за работу — составление дислокации мобилизованных корпусов в Бесарабии с главной квартирой в Кишиневе» . Казимир Васильевич Левицкий (1835—1891) по желанию великого князя Николая Николаевича был назначен помощником начальника штаба армии и в дальнейшем фактически ведал всей оперативной частью.
Наконец наступило 19 ноября, день отъезда главнокомандующего и его штаба. Среди отправлявшихся был и П.Д.Паренсов. «По Невскому и Знаменской площади толпились массы народа, и вокзал Николаевской железной дороги был буквально запружен публикой, явившейся провожать великого князя и отъезжавших с ним. Гвардейские офицеры приготовили икону для поднесения главнокомандующему. На вокзал прибыла Царская Фамилия; только государя не было. За несколько минут до отхода поезда, в открытой коляске, сопровождаемый кавалергардскими и конногвардейскими офицерами верхами, прибыл сам главнокомандующий великий князь Николай Николаевич Старший. Весь путь его сопровождался криками “ура”, действительно потрясающими» .

В соответствии с первоначальным планом войны частичная мобилизация, начавшаяся со 2 ноября 1876 г., затронула лишь 20 пехотных и 7 кавалерийских дивизий с соответствующими артиллерийскими бригадами, дислоцированных в южных округах. Предполагалось, что будет поставлено под ружье 224312 нижних чинов. Результаты оказались весьма удовлетворительными: уже на 4-й день призыв был окончен в 10 губерниях, на следующий — еще в семи. В целом сбор личного состава завершился на 15-й день, конского — на 11-й. К 14 декабря все части, вошедшие в состав армии, сосредоточились в отведенных им местах.
Действующие войска России состояли из:
48 пехотных дивизий (3 гвардейских, 4 гренадерских, 41 армейская) со 192-я полками, 8 стрелковых бригад, 34 линейных батальона — всего 682 батальона;
19 кавалерийских дивизий (2 гвардейские, 14 армейских, 1 кавказская драгунская и 2 казачьи) с 80-ю полками — всего 237 эскадронов и сотен;
48 пешая артиллерийских бригад (при каждой дивизии), 2 отдельные горные батареи и 11 батарей в Сибири и Туркестане — всего 301 батарея с 2408 орудиями;
5 гвардейских, 22 армейские, 1 гвардейская казачья и 20 армейских казачьих конных батарей — всего 48 батарей с 304 орудиям;
15,5 саперных, 6 понтонных батальонов, 2 полевых инженерных парка, 1 гальваническая рота.
На вооружении пехоты имелось 113317 винтовок Карле, 383382 — Крнка, 247130 — Бердана. Первые две системы были переделаны из дульнозарядных, имели калибр в 6 линий, скорострельность до 12 выстрелов в минуту, прицельную дальность — 600 шагов у пехотинцев и 1200 у унтер-офицеров и стрелков. «Берданки» были калибром в 4,2 линии, прицел позволял вести огонь на 1500 шагов, скорострельность достигала 20 выстрелов в минуту. В связи с тем, что новое оружие традиционно поступало сперва в гвардейские части, дивизии, выделенные для действий на Балканах, пошли в бой с оружием, обладавшим баллистическими качествами времен Восточной войны.
Угроза войны заставила принять меры к возрождению корпусов. Из мобилизованных дивизий были составлены VII — XII армейские и отдельный Кавказский корпуса. Приказом по военному ведомству 19 февраля 1877 г. были образованы еще 9 таких соединений (гренадерский, I—VI, XIII, XIV).
Итак, войска, пусть и в недостаточном количестве, подготовились к началу боевых действий. К концу марта окончательно стало ясно, что всего желаемого добиться от Турции мирным путем Россия не сможет. 30 марта великий князь Николай Николаевич получил телеграмму военного министра: «Государь император изволил назначить 12 апреля днем объявления войны и перехода наших войск через границу, если до того времени не будет какой-либо перемены в обстоятельствах. Предположение это следует пока хранить в тайне. Повеление о дополнительной мобилизации последует 3 апреля» .
«Перемены в обстоятельствах» не последовало, и в назначенный день царский манифест провозгласил начало очередной войны.

В первые месяцы из Петербургского военного округа на театр военных действий было отправлено: два дивизиона лейб-гвардии Атаманского и дивизион лейб-гвардии Казачьего полков — 10—13 мая, полуэскадрон Собственного Его Величества конвоя (115 чел.) — 13 мая, 1 взвод лейб-гвардии Саперного батальона (68 чел.) — 14 мая, рота гвардейской пехоты (279 чел.) и эскадрон гвардейской кавалерии (90 чел.) — 15 мая.
В середине июня 1877 г. гвардия перешла в Красносельский лагерь, в котором, по общему впечатлению, в этом году было скучно — сказывалось отсутствие императора, находившегося при действующей армии, и двора. 16 июля окончились занятия у кавалеристов, после чего лошади были раскованы и переведены на траву . Рядовые занимались стрелковой подготовкой. «Гвардия была вполне уверена, что с турками справятся и без нее; некоторым гвардейским офицерам удалось себе устроить прикомандирование к действующей армии, но большинство продолжало вести свою обыденную жизнь. Мы купили себе подробные карты Турции, изданные австрийским Генеральным штабом, и внимательно следили по ним за передвижением нашей армии, отдельные части которой отмечались разноцветными булавками, менявшими свои места при каждом новом передвижении войск. <…> Отпуска были нам разрешены; это обстоятельство еще больше укрепило в нас то убеждение, что компания должна быстро окончиться, и что поход будет иметь характер, как тогда говорили, церемониального марша к стенам Царьграда. Вопрос о недостаточности мобилизованного войска никому и не приходил на ум» .
Между тем события разворачивались далеко не по первоначальным планам. Почти полугодовая задержка между началом мобилизации и началом войны дала туркам возможность увеличить свою армию и сосредоточить за Дунаем значительные силы. В связи с тем, что из мобилизованных русских шести корпусов два (треть сил!) были оставлены охранять Черноморское побережье от мифических десантов, сил для нанесения решительного поражения противнику просто не было. Так, из числа переведенных на военные штаты войсках действующую армию составили лишь 175 тыс., еще 70 тыс. охраняли берега, 50 тыс. находилось на Кавказе, почти 70 тыс. были переброшены из Московского в Киевский округ. Не смотря на значительное численное превосходство русских вооруженных сил над турецкими, нам в течение всей войны более всего не хватало именно войск.
После объявления войны 12 апреля русские войска немедленно перешли Прут и в течение нескольких дней сосредоточились на левом берегу Дуная. Почти два месяца ушли на рекогносцировки, подготовку к форсированию реки и борьбу с турецкой флотилией. Наконец, в ночь на 15 июня 1877 г. совершенно неожиданным для противника броском был захвачен плацдарм у г. Систово. В последующие дни наступление развивалось довольно быстро, однако недостаток сил привел к тому, что армия способного турецкого военачальника Осман-паши опередила русский отряд и заняла город Плевна. Попытка немедленно выбить противника недостаточными силами обернулась большим кровопролитием. Так как для одновременной блокады Османа и наступления вглубь Болгарии войск было слишком мало, русская армия стала сосредотачиваться вокруг возводимых турками укреплений и готовиться к штурму. 18 июля второй штурм вновь не принес успеха. Наши потери составили 176 офицеров и 6856 солдат — около четверти всех, участвовавших в деле. Основными причинами было не только яростное сопротивление противника, но и разрозненность атак на различных участках, использование сомкнутых строев, недостаточность сил на острие удара при наличии значительных резервов, слабое взаимодействие пехоты с артиллерией. Спустя три дня, узнав подробности сражения, Д.А.Милютин писал: «Если мы будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию» . К сожалению, его слова сохраняют актуальность на протяжении долгих лет – достаточно вспомнить, например, Брусиловский прорыв, бои на линии Маннергейма, многие операции Великой Отечественной, штурм Грозного, наконец.

На следующий день после второго штурма Плевны было принято решение значительно усилить действующую армию, в том числе и за счет частей Петербургского военного округа. Около двух часов дня 21 июля в Петербурге была получена телеграмма великого князя Николая Николаевича начальнику штаба войск гвардии и округа генерал-адъютанту графу П.А.Шувалову:
«Слава Богу, гвардия и 24-я пехотная дивизия с Высочайшего Государя Императора соизволения, посылаются ко мне. Распорядиться следует быстро и молодецки, как я это люблю. Гвардейскую легкую дивизию надо живо приготовить и выслать первую. Гвардейская стрелковая бригада и Саперный батальон тоже отправляются. Передай молодцам, моему детищу гвардии, что жду их с чрезвычайным нетерпением. Я их знаю и они Меня. Бог поможет, и они не отстанут от моей здешней молодецкой армии. Николай».
К началу гвардейский корпус — самое значительное соединение в Петербургском военном округе — располагал следующими основными силами.
А) Три пехотных дивизии* и одна стрелковая бригада из четырех батальонов. Каждую дивизию образовывали две бригады по два полка в каждой. Штат пехотного батальона по мирному времени насчитывал 400, по военному — 900 штыков, общая же численность полка (вместе с нестроевыми) составляла 2082 и 4300 чел. соответственно.
Б) Две кавалерийские дивизии — 1-я из четырех кирасирских полков, 2-я из драгунского, конно-гренадерского, сводно-казачьего, двух уланских и двух гусарских полков**.
В) Три артиллерийские пешие и одна конная бригады шестибатарейного состава. Пешая батарея насчитывала восемь, конная — шесть орудий; половина первых были укомплектованы 9-фунтовыми медными казнозарядными пушками, вторая половина и конные — такими же 4-фунтовыми.
Г) Гвардейский саперный батальон, состоявший из пяти рот общей численностью в мироне время 600, в военное — 900 чел.
Ранее всех подготовились к походу кавалерийские части, которые практически не требовали пополнений людьми и лошадьми. Сразу стала очевидна польза от утомительной предварительной подготовки соответствующей документации. «Разосланные в эскадроны мобилизационные таблицы, в которых был расписан каждый час занятий в каждом эскадроне, принесли много пользы. Согласно росписанию, мобилизация полка (лейб-гвардии Уланского. — А.Е.) должна была быть окончена в трое суток» . Отправка частей 2-й гвардейской кавалерийской дивизии на театр военных действий началась 3 августа.
Значительно больше трудностей встретили пехотные части. Сроки их готовности во многом зависели от прибытия из различных уголков империи запасных, так как части укомплектовывались теми людьми, кто проходил срочную службу именно в них. По предварительным расчетам сбор личного состава должен был завершиться на 15-й день мобилизации, конского состава — на 9-й, в реальности же с трудом удалось уложиться в 23 и 15 дней соответственно. Пришлось идти на отступления от традиций, пополняя части теми запасными, которые были под рукой. Составитель очерка об участии лейб-гвардии Гренадерского полка не удержался от замечания: «В гренадерский полк поступило довольно много нижних чинов Кексгольмского гренадерского полка, большею частью белобрысых чухон, латышей, эстонцев, которые своей непривлекательной наружностью, вялостью, ленивым и апатичным выражением лица резко выделялись от смуглых, здоровых и бойких нижних чинов, коренных лейб-гренадер» . Вследствие недостаточности накопленного числа запасных укомплектовать части так и не удалось, в поход они выступили, имея в полуроте 84 штыка вместо положенных по новым штатам 108.
Поскольку у большинства частей казармы были достаточно тесные, вновь прибывших приходилось размещать в учебных залах и прочих помещениях, а зачастую и в палатках, поставленных на плацах и во дворах зданий.
Не обошлось и без проблем с хозяйственной частью. «Главная задержка предвиделась в том, что в полку (Преображенском. — А.Е.) ничего не было подготовлено на случай войны: пришлось дополнять подвижной состав, обоз, не хватало ни обмундирования, ни обуви для вновь прибывающих солдат, ни боевого снаряжения и проч. В полку началось вавилонское столпотворение; офицеры, заведующие хозяйственной частью, теряли голову и завидовали нам, ротным командирам, дело которых было сравнительно проще. В роту пребывали со всех концов России партии бессрочных, которых, по истечении нескольких дней нельзя было уже отличить во фронте от находившихся на действительной службе. Начались ротные учения с церемониальным маршем, наводившие на нас, ввиду такой серьезной задачи впереди, уныние; роты ходили на стрельбу, офицеры же начали практиковаться в стрельбе из револьвера. Мы ездили в офицерский тир на Семеновском плацу и расстреливали там нарисованных мелом на больших щитах турок. Щиты ставили шагов на 20, а во время стрельбы шли оживленные разговоры о том, куда надо целить, в ноги или выше, чтоб получше убить неприятеля. Однажды мне удалось в 10 секунд выпустить 6 пуль, стреляя попеременно по двум щитам; четыре пули попали, и помнится, что я был очень доволен собой: мне удалось сделать дублет, то есть сразу убить двух турок» .
Большое внимание удалялось стрелковой подготовке и тренировке выносливости. Начальник 2-й пехотной дивизии, например, удачно использовал необходимость постоянных переходов рядовых за город к стрельбищам и обратно, еще в декабре 1876 г. предписав совершать их не только с оружием, но и с нагруженными ранцами, увеличивая нагрузку постепенно до 7 кг.
Одновременно с переводом полков на военные штаты шло формирование на их базе запасных батальонов, которые оставались в столице. Их задачей было готовить пополнения для своих частей.
Генерал-майор К.Г.Энкель, подводя итог мобилизации гвардии, констатировал:
«2-я гвардейская кавалерийская дивизия была вполне готова к походу, почему отправление ее на театр военных действий могло начаться ранее других. С нее и началось передвижение гвардейского корпуса к границе. Первый эшелон ее выступил 3-го августа (на 13-й день мобилизации); последние пехотные части отправлены были из Петербурга 31-го августа, а из Варшавы 2 сентября, то есть на 41-й и 43-й день мобилизации.
Общая численность мобилизованных войск гвардейского корпуса при выступлении их в поход была следующая:
В трех гвардейских пехотных дивизиях 43.000
В гвардейской Стрелковой бригаде 3.740
В трех гв. пеших артиллерийских бригадах 5.500
В шести полках 2-й гв. кавалерийской дивизии 5.150
В четырех батареях гв. конной артиллерии 1.300
В л.-гв. Саперном батальоне 1.100
Итого: 59.790
Если к этой цифре прибавить два сводных казачьих полка, мобилизованных отчасти (два дивизиона) еще ранее, то получается круглая цифра строевых и нестроевых нижних чинов действующих частей, выступивших в поход, равной 62.000 чел., не считая подвижных дивизионных лазаретов с ротами носильщиков, артиллерийских парков и офицерских денщиков, или почти вдвое противу состава армейских корпусов, вошедших в состав действующей армии. Такая сила, при отборном составе офицеров и нижних чинов, при сплоченности организации и других благоприятных условиях, придает особое значение присоединению гвардии к составу действующей армии, что, вскоре по прибытии ее на театр военных действий, не замедлило обнаружиться*. <…>
Каждый пехотный полк следовал по железным дорогам в шести эшелонах, по три роты в каждом эшелоне, с нестроевою ротою и хором музыки, с полковым штабом в особых эшелонах. Обоз и лошади распределялись равномерно по эшелонам с тем, чтобы число вагонов в эшелонах не превышало 30. Кавалерийский полк следовал в пяти эшелонах; каждая батарея пешей и конной артиллерии в двух эшелонах; летучий дивизионный парк в 10, а отделение парка в трех эшелонах» .
Переброска частей на театр военных действий в 1876—1877 гг. интересна тем, что впервые в России для передислокации такой массы войск использовалась железная дорога. В небольших товарных вагонах того времени помещалось до 40 человек. Спать одновременно было практически невозможно, однако настроение у личного состава было боевое, и на подобные мелочи внимания не обращалось. «Посадка людей в вагоны, как дело непривычное, шла довольно шумно; солдатские жены выли так, как умеют выть одни только православные бабы. Людей разместили по вагонам довольно тесно; они сейчас же начали петь песни и тем вызвали улыбку на сдержанных лицах наших друзей и знакомых …» . Путь большинства частей пролегал через Москву, Курск, Киев, Жмеринку, Кишинев, Яссы, Бухарест и оканчивался во Фратешти, конечном пункте рельсового пути, расположенном в нескольких верстах от Дуная.
Между тем действующая армия захватила один из важнейших перевалов через Балканы — Шипку и продолжала осаду Плевны. После прибытия подкреплений было решено провести еще один штурм. Великий князь Николай Николаевич, желая сделать подарок государю, назначил его на день тезоименитства — 30 августа. Как ни печально, уроки «второй Плевны» были учтены слабо. Снова наши резервы численно превосходили участвующие в атаке части — 39 батальонов против 68! Жестокий бой шел два дня. Отряд генерал-майора М.Д.Скобелева, почти достигший города, не получил поддержки и был отброшен. В этом сражении русская армия потеряла убитыми 2 генералов, 37 офицеров и 1761 солдата, еще 1243 чел. пропали без вести. Число раненых офицеров составило 210, солдат — 7061 чел . Союзники-румыны свой урон показали в 3 тыс. чел.
На состоявшемся 1 сентября военном совете в присутствии императора большая часть генералов высказалась за снятие блокады Плевны, однако, Д.А.Милютин сумел настоять на продолжении борьбы. Одним из его аргументов стало напоминание о скором прибытии подкреплений, в том числе гвардейского корпуса.
В течение сентября — начала октября против Осамн-паши удалось собрать подавляюще превосходящие силы. Это, однако, не помешало туркам провести в крепость по дороге София—Плевна («Софийскому шоссе») подкрепления и большой обоз с продовольствием. Не удивительно, что прибывшую к месту событий гвардию было решено использовать для захвата двух редутов — Горный Дубняк (Горни Дыбник) и Телиш, расположенных в двух десятках верст к юго-западу от Плевны на той самой дороге. Основные силы сосредоточились против Горного Дубняка, переброшенный же к Телишу лейб-гвардии Егерский полк предназначался для недопущения прорыва гарнизона последнего на помощь товарищам. Руководил операцией генерал-лейтенант Иосиф Владимирович Гурко (1828—1901), в мирное время командовавший 2-й гвардейской кавалерийской дивизией. Штаб гвардейского корпуса был слит со штабом Гурко, начальником его стал генерал-майор Д.С.Нагловский (1838—1890), один из образованнейших офицеров русской армии (окончил математический факультет Казанского университета, а также Артиллерийскую и Генерального штаба академии).
12 октября гвардейские полки, рвавшиеся в бой и желавшие продемонстрировать императору свою отвагу и храбрость, пошли на штурм и после длительного боя взяли Горный Дубняк, заплатив за это огромную цену. Как известно, кроме решимости необходимо еще умение, или хотя бы внимание к чужому, кровью добытому опыту. Потери составили 17 офицеров и 850 солдат убитыми, 3 генерала, 107 офицеров и 2491 рядовой были ранены, 65 чел. пропали без вести*. Во 2-й гвардейской пехотной дивизии выбыли из строя оба бригадных командира — генералы барон Л.Л.Зедделер (1831—1899) и Н.О.Розенбах (1836—1901)**. Особо отличился командир лейб-гвардии Гренадерского полка полковник Ю.В.Любовицкий, который, будучи дважды ранен, не покинул строй и подавал сигнал к атаке, взяв барабан у погибшего сигнальщика.
Современный историк И.Э.Ульянов видит основные причины потерь именно в точном следовании букве устава. «Пытаясь выполнить уставные положения, войска на начальном этапе войны понесли значительные потери от плотного огня турецких стрелков и артиллерии. Уже в ходе боев пехоте пришлось переходить на новые способы ведения атаки. Яркий пример этому — дело при Горном Дубняке. Где пехота отдельного гвардейского корпуса приняла свое боевое крещение в русско-турецкой войне. Гвардейские части пошли в атаку в батальонных колоннах практически без артиллерийской подготовки. Ветераны компании потом вспоминали: “Стойко и бодро, как на простом красносельском учении, двинулись вперед молодцы-гвардейцы, прикрытые своими густыми цепями. Командиры, от генерала до последнего штаб-офицера, были впереди, показывая солдатам первый пример воинской доблести. Начальник 2-й пехотной гвардейской дивизии граф Шувалов все время находился в цепи, так что из лиц его штаба только два человека к концу боя остались целыми”. Ротные колонны гвардии оказались удобной мишенью для турецкой артиллерии и понесли страшные потери. Только один лейб-гвардии Павловский полк потерял во время атаки до 400 нижних чинов. Оказавшись в зоне действительного огня турецких винтовок и артиллерии, неся огромные потери, гвардейские роты произвольно рассыпались в стрелковые цепи» .
Посетивший на другой день поле боя офицер Уланского полка А.Н.Трубников не скрывал в воспоминаниях своего потрясения. «Трудно представить себе это ужасное зрелище: направо и налево лежали горы тел друг на друге, и турки в своих фесках, и наши молодцы гвардейцы. Убитые лежали в разных позах, иногда со сложенными пальцами для крестного знамения, других смерть застала, вероятно, в момент решительного наступления, некоторые с ружьями в руках и проч. Работа шла деятельная; собирали и перевязывали раненых. Некоторых, раненых накануне, могли подобрать только на другой день, так как всех подходивших к ним санитаров 12 октября настигала смерть» .
Не менее трагические события развернулись в тот день под Телишем. Отдавая приказ Егерскому полку атаковать редут, И.В.Гурко подразумевал, что это будет иметь лишь отвлекающее значение. Меж тем, вследствие нечеткости формулировки, полк пошел на штурм не менее решительно, чем остальные гвардейские полки под Горным Дубняком, и был отброшен. Как писал десять лет спустя уже упоминавшийся генерал и историк А.К.Пузыревский, «подход л.-гв. Егерского полка к позиции был точным сколком тех тактических приемов, которые, к сожалению, и до сих пор практикуются у нас весьма часто при мирных условиях» . Полк был брошен в атаку на совершенно неизвестную позицию и потерял 7 офицеров и 241 солдата убитыми, 17 офицеров и 598 солдат ранеными, еще 50 чел. пропали без вести (из строя выбыл каждый четвертый!). Между тем приближавшийся в то же время к неприятелю эскадрон лейб-гвардии Гусарского полка обнаружил балку, выведшую его во фланг и в слабо укрепленный тыл турок. Не приходится сомневаться, что элементарно проведенная разведка нашла бы этот путь, позволявший сблизиться с противником практически без потерь.
Одной из причин тяжелых потерь явилось пренебрежение артиллерийской подготовкой. Наученные горьким опытом, гвардейцы спустя четыре дня заставили тот же Телиш капитулировать одним орудийным огнем!
Обратимся вновь к дневнику Д.А.Милютина (запись от 14 октября 1877 г.): «Часам к 3-м приехал из Богота великий князь главнокомандующий; он рассказал подробно ход сражения 12-го числа. По всему видно, что гвардия в этом первом своем бою поплатилась за увлечение и неопытность. Более всех пострадал л.-гв. Егерский полк, тогда как его назначение состояло лишь в том, чтобы наблюдать за неприятельской позицией у Телиша, а вовсе не брать укрепления. Другие полки бросались на штурм большого редута у Горного Дубняка открыто, не дав артиллерии времени подготовить атаку. Великий князь прочел список убитых и раненых офицеров; государь заплакал, слыша имена стольких людей, которых привык видеть перед полками и ротами своей гвардии. Полагают, что вся потеря убитыми и ранеными простирается от 2 до 3 тысяч человек» .
Внимание, уделенное здесь именно первым боям гвардии, не случайно – именно в них с особой яркостью проявились недостатки предвоенной боевой подготовки войск, ответственность за которые несет не только Военное министерство и гвардейское начальство, но и командование Петербургским военным округом. При знакомстве с действиями русских войск под Плевной на память приходят слова известного военно-морского историка и теоретика Н.Л.Кладо. «Нельзя безнаказанно для военного сословия возвеличивать свои поражения, и в известной степени возвеличивание Севастополя привело к Порт-Артуру, а возвеличивание Синопа — к Цусиме, как возвеличивание Отечественной войны 1812 года привело к ”отступлению” и ”терпению” в Манчжурскую компанию. Надо отдать справедливость героям, награждать их и ценить их заслуги, но нельзя возводить в культ эпоху, характерная черта которой – военная отсталость и военное невежество (выделено мною. — А.Е.). Именно за таким культом пропадают те причины, которые привели к поражениям, и тем самым затрудняется возможность ясного сознания и устранения этих причин» .
После занятия редутов на Софийской дороге судьба Плевны была предрешена. Оценив соотношение сил и приняв во внимание имевшиеся сведения о готовящейся противником операции по помощи осажденным, 26 октября И.В.Гурко выступил с предложением об использовании гвардии для нанесения упреждающего удара по формирующейся Софийской армии. В случае успеха предполагалось перейти Балканы и, с тыла ударив по противнику, помочь защищающим Шипку частям Ф.Ф.Радецкого. План получил одобрение Александра II, его исполнение было поручено самому И.В.Гурко.
10 и 11 ноября гвардейцы в ряде боев нанесли поражения частям Мехмеда-Али, но их дальнейшее продвижение вперед было остановлено под предлогом ожидания падения Плевны. Крепость сдалась 28 ноября, когда наступившая суровая зима делала дальнейшие наступательные операции весьма проблематичными. Вот как описывал впечатление от декабрьского сидения гвардейцев в горах капитан Генерального штаба Епанчин: «Мало помалу одежда людей пришла в совершенную негодность и жалкий вид. Это были не воины в походном снаряжении, а нищие в лохмотьях. Фуражки без козырьков, изредка замененные болгарскими меховыми шапками или турецкими фесками, прожженные и оборванные шинели, зачиненные разноцветными заплатами продырявленные брюки, масса навернутой на ноги вместо сапог всякой дряни, обросшие и закоптелые лица и отросшие волосы на голове, все это придавало людям неприглядную и угрюмую внешность. Голову люди закутывали в башлыки, а, уходя с бивака, накидывали себе на плечи полотнища походных палаток. <…> Пройдут годы, и многому из того, что войска испытали во время стоянки на горах не поверят наши потомки. Да и трудно поверить, когда читаешь описание всех ужасов, которым войска подвергались. Судя по личному опыту, мы убеждены, что даже многим участникам этих событий кажется теперь, много лет спустя, почти невероятным, как они могли перенести все эти ужасы, которым они подвергались во время стоянки в горах» .
Особенно жестоко от морозов и снега страдали наши части, занимавшие Шипку. В их числе находилась и переброшенная из Петербургского военного округа 24 пехотная дивизия, которую пришлось отвести в резерв. В ее трех полках, пробывших на перевале около полутора месяцев, было обморожено 6213 чел. — более двух третей штатного состава. Не было теплых полушубков, а обувь, которую шили в частях, была сделана строго под размер ноги солдата. Не имея из-за этого возможности надевать теплые портянки, солдаты разрезали сапоги в подъеме и заматывали ноги чем могли .
Понимая, что зимовка в предгорьях Балкан будет стоить слишком дорого, командование армии решилось на наступление. Не смотря на сильные морозы и метель, отряд И.В. Гурко, ядро которого по-прежнему составляла гвардия, 13 декабря начал переход через горы. Ведя бои нередко по колено в снегу, наши части сбили турецкие заслоны и через восемь дней спустились в долины Южной Болгарии. Далее стремительным маршем они подошли к Софии и заняли ее 23 декабря. Не успевший опомниться противник не оказал сопротивления. В те же дни с боями форсировали горы отряды Карцова и Радецкого. Последний 27-28 декабря нанес туркам поражение под Шейново, несколько южнее Шипкинского перевала.
В Рождество, 25 декабря, Гурко в Софии издал обращенный к войскам приказ, в котором дал такую оценку их подвигам: «Не знаешь, чему удивляться больше: храбрости ли и мужеству вашему в боях с неприятелем, или же стойкости и терпению в перенесении тяжелых трудов в борьбе с горами. Пройдут годы, и потомки наши, посетив эти дикие горы, с гордостью и торжеством скажут: “Здесь прошли русские войска и воскресили славу Суворовских и Румянцевских чудо-богатырей”» .
В новом, 1878 году, наступление русских войск стремительно развивалось. Уже 2 января авангард отряда Гурко, возглавляемый генерал-лейтенантом графом П.А.Шуваловым (накануне и по окончании войны — начальником штаба войск гвардии и Петербургского военного округа), встретился с частями армии Сулейман-паши под Филиппополем. Поздним вечером, не смотря на мороз, лейб-гвардии Павловский полк и Гвардейская стрелковая бригада форсировали вброд широкую и быструю реку Марица и вступили в бой с турками. На следующий день им на помощь пришли другие части 2-й гвардейской пехотной дивизии, а 4 января был взят Филиппополь. Армия противника потеряла убитыми, ранеными, пленными и разбежавшимися до 20 тыс. чел. и 114 орудий. В те же дни конница отряда Радецкого совершила глубокий рейд и вышла к Адрианополю. До Константинополя оставалось рукой подать, когда 19 января вследствие угроз Англии и осторожности нашей дипломатии было подписано перемирие, подтвержденное 19 февраля 1878 г. Сан-Стефанским мирным договором.

В том же, 1878 г. войска округа вернулись на места постоянной дислокации. После нескольких напряженных месяцев, прошедших в ожидании войны с Англией и окончания Берлинского конгресса, наступило затишье. Части вновь перешли на штаты мирного времени и занялись боевой подготовкой на основе опыта минувшей войны. В качестве примера укажем на отказ при стрелковой подготовке от применения деревянных щитовых мишеней и переход к бумажным. Интересно, что за печать новых мишеней взялся старший адъютант штаба гвардейского корпуса штабс-капитан Владимир Антонович Березовский (1852—1917), участник войны, дважды раненый под Горным Дубняком. Впоследствии это дело переросло в достаточно крупное издательское предприятие, имевшее четко выраженную военную ориентацию. За свою почти сорокалетнюю издательскую деятельность В.А.Березовский опубликовал несколько тысяч изданий, в том числе труды виднейших русских военных писателей. Он издавал первый в стране частный военный журнал «Разведчик», принимавший все меры для поднятия образованности офицерского корпуса и затрагивавший важнейшие вопросы жизни армии.
Служба высших чинов округа была далеко не простой, так как зачастую осложнялась постоянным нахождением вблизи императорского двора. В качестве иллюстрации можно привести историю с И.В.Гурко. В апреле 1879 г. в связи с ростом числа покушений революционеров на высших должностных лиц государства Александр II и Д.А.Милютин пришли к выводу о целесообразности введения поста генерал-губернатора Санкт-Петербурга, наделенного весьма широкими полномочиями, и совмещения его с должностью помощника главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Ранее занимавший пост помощника уже пожилой генерал-адъютант барон Р.Г.Бистром был отправлен в Государственный совет. На его место 7 апреля был назначен признанный герой русско-турецкой войны И.В.Гурко, помощником его стал выше упоминавшийся Д.С.Нагловский. К сожалению, у Гурко не сложились отношения с наследником, в то время командовавшим гвардейским корпусом. В беседах с Д.А.Милютиным заслуженный генерал жаловался, что цесаревич, будучи подчинен главнокомандующему войсками округа, а, следовательно, и его помощнику, «не хочет войти в роль свою, и ставит его, Гурко, в самое фальшивое положение». Военный министр ничем в данном случае помочь не мог. Менее года спустя, 9 февраля 1880 г. император, видимо по совету великого князя Александра Александровича, ликвидировал генерал-губернаторство в столице, после чего Гурко попросил освободить его от службы в Петербурге. Большая часть его дальнейшей жизни прошла в Варшаве, где в 1883—1894 гг. он был генерал-губернатором и командующим войсками округа, заслужив и на этом поприще высокие оценки современников и военных историков. По оценке С.Ю.Витте, его увольнение в отставку стало первым в череде удалений ярких личностей, осуществленных Николаем II. В многотомной «Истории русской армии и флота» ему дана блестящая характеристика. «Иосиф Владимирович Гурко прославил имя свое в русско-турецкой войне на Балканах, в первый раз — как лихой кавалерийский начальник, второй раз — как командующий отдельным большим отрядом. Оба раза он проявил себя чрезвычайно решительным начальником, выказавшим изумительную неутомимость и энергию; в основу его характера должна быть положена железная воля, развитая у него до гениальности. Благодаря ей он добивался во всех своих действиях блестящих результатов; его же действия обыкновенно ошеломляли турок, трепетавших при его имени. Суровый, подчас резкий на словах, он отличался большой заботливостью о подчиненных, всегда верил в их силы и способности, так как выше всего ставил русского офицера и солдата, чем заслужил любовь солдат; русский же народ сопричислял его к немногим героям русско-турецкой войны» .
Назначение нового помощника главнокомандующего оказалось делом не простым. Для лучшего понимания особенностей службы в «столичном» округе остановимся на этой истории несколько подробнее. Бывший шеф жандармов А.Р.Дрентельн отказался, ибо для него это было понижением по службе, против выдвинутого великим князем Николаем Николаевичем бывшего начальника штаба округа графа П.А.Шувалова был сам император. Компромисс нашел военный министр, предложивший генерал-лейтенанта Апостола Спиридоновича Костанда (1817—1898), начальника артиллерии Петербургского (1879—1880), а до того Варшавского (1872—1879) военных округов.
Однако история с перемещениями на этом не закончилась — нужно было назначить нового начальника артиллерии. На эту должность Николай Николаевич и его брат великий князь Михаил, генерал-фельдцейхмейстер русской армии, выбрали генерал-лейтенанта А.Д.Столыпина (1822—1899), отца будущего председателя совета министров. Возможность такого назначения оскорбила многих артиллеристов, ибо Аркадий Дмитриевич, начав службу в артиллерии, уже более 30 лет не имел с ней ничего общего и не был в курсе ее состояния. После долгих споров новым начальником артиллерии стал устроивший всех генерал-лейтенант Н.Е.Штаден (1815—1892).
Начальником штаба в этот период был участник минувшей войны светлейший князь Александр Константинович Имеретинский (1837—1900). Большинство знавших его отмечали большой такт, громадную память, аккуратность и изящество.

Война окончилась, но желанное спокойствие было не полным. Террористы-революционеры не оставляли попыток убить императора, наивно надеясь вызвать этим крестьянские восстания. 5 февраля 1880 г. вошло печальной страницей в историю лейб-гвардии Финляндского полка. В этот день его рота несла караул в Зимнем дворце. Около 18 ч 25 мин, когда часть солдат находилась в караульном помещении, прогремел сильный взрыв. «Некоторые сидели около стола и пили чай, другие, сидя отдыхали после смены; … в момент взрыва люди были как будто подброшены кверху и вслед за тем, когда еще подброшенные не успели упасть, взлетел плитный пол и своими обломками некоторых ранил, иных придавил, а других и совершенно засыпал». Подбежавшим на помощь людям открылась страшная картина. «При входе в помещение караульной комнаты нижних чинов, оно представляло ужасы разрушения и с самого начала от пыли, темноты, обломков и грязи ничего нельзя было разглядеть. Затем, посреди груды обломков найдено было несколько обезображенных трупов и масса раненых, у некоторых была разбита голова, у других лицо и руки переломаны, изуродованы; здесь из-под груды разбитых плит торчали чьи-то ноги; там, как будто прося о помощи, высовывались уцелевшие руки» . Следствие установило, что взрыв, убивший 11 и ранивший 54 человек, был устроен революционером С.Халтуриным, некоторое время работавшим во дворце. Он предполагал мощным взрывом, произведенным в подсобном помещении, разрушить расположенную выше караулку и находившуюся над ней столовую, в которой в 18 ч должен был начаться императорский обед. Расчет оказался ошибочным вдвойне – во-первых, Александра II задержали дела, а во-вторых, взрывчатого вещества не хватило - перекрытие между караульным помещением и столовой было сильно повреждено, но не уничтожено окончательно.
Вскоре после трагического события был открыт сбор средств для помощи семьям погибших и увечных, а также на строительство памятника на Смоленском кладбище. В течение непродолжительного времени пожертвования достигли 100 тыс. руб. серебром. В советское время памятник погибшим на своем посту солдатам был уничтожен.
В том же 1880 г. в истории округа кончилась целая эпоха, связанная с именем великого князя Николая Николаевича Старшего. Во французском ежемесячном журнале «Ла нувель ревю» появилась анонимная статья о русско-турецкой войне*. В дневнике Д.А.Милютина читаем: «[28 июня 1880 г.] Статья эта возбуждает много толков своим тенденциозным содержанием: это панегирик великому князю Николаю Николаевичу, написанный как будто под его диктовку. Чтобы выставить его великим полководцем, вся вина неудач в последнюю войну сваливается на государя, на Военное министерство, на князя Горчакова (министра иностранных дел. — А.Е.). приводятся такие подробности, которые не могли быть никому известны иначе, как из рассказов самого великого князя, как, например — разговоры его с государем; но все эти факты извращены и перетолкованы. Я нашел статью до такой степени возмутительной, что намерен, если только буду иметь небольшой досуг, набросать кое-какие материалы для составления опровержения» . «Досуг» нашелся у Н.Н.Обручева. Написанная им рукопись была представлена императору, также раздраженному появлением статьи. Наследник цесаревич, по свидетельству Милютина, выразился о своем дяде так: «Если бы я не знал, что он такой дурак, то я бы назвал его подлецом» . 22 июля император в резком разговоре потребовал от великого князя объяснений, и в начале августа тот приезжал в Царское Село «с повинной». Следствием этой истории стало освобождение Николая Николаевича от должности главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа с оставлением генерал-инспектором инженерных войск и кавалерии. Новым главнокомандующим 17 августа 1880 г. был назначен наследник цесаревич великий князь Александр Александрович.